Найди меня. Сейчас

– Значит, это уже не важно, – парирую я и беру его за руку. Мимолетное прикосновение. Я один раз легко ее сжимаю и отпускаю. Но там, где соприкоснулись наши ладони, на моей коже ощущается покалывание. Я смотрю на Риса, чтобы понять, происходит ли с ним то же самое. Он переводит взгляд со своей руки на меня. И я чувствую укол сладкой боли. А в следующий миг он накрывает мою ладонь своей и слегка сжимает. Но вместо того, чтобы сразу отпустить, крепко держит мою руку и переплетает наши пальцы. Потом подается вперед и прижимается губами к тыльной стороне моей ладони. Его губы теплые и мягкие, и из руки покалывание растекается по всему телу.

– А почему в твоем списке «Винни-Пух»? – шепчу я, хотя мы так близко друг к другу, что я едва сопротивляюсь желанию, которое он во мне вызывает.

– Потому что в Зачарованном лесу каждый может быть тем, кем захочет. Даже Иа-Иа не нужно притворяться. Он нравится остальным таким, какой он есть, – тихо отвечает Рис и вновь сжимает мою ладонь.

– Ты тоже нравишься мне таким, какой есть, – чуть слышно произношу я, – со сдвинутыми границами и всем остальным.

– А мне нравишься ты. С твоими сумасшествиями.

Его взгляд серьезен и искренен. Я почти дрожу.

Задумавшись, он говорит:

– «Некоторые люди никогда не сходят с ума. Какая ужасная жизнь».

– Ты цитируешь Чарльза Буковски? – спрашиваю я. – Это уже слишком. – Театральным жестом прикладываю ладонь ко лбу и изображаю обморок. Рис улыбается.

Не разъединяя наших сцепленных рук и не сводя с него глаз, я медленно поднимаюсь. Делаю шаг и мягко тяну Риса вверх, чтобы он встал передо мной. Он на голову выше меня, и мне приходится вытянуть шею, чтобы смотреть ему прямо в глаза. Я поднимаю свободную руку и медленно обвожу кончиками пальцев контур его щеки. Пальцы дотрагиваются до горячей кожи и щетины. Вздрогнув, Рис тоже начинает водить рукой по моему лицу. Его прикосновения так нежны, что у меня бегут мурашки по коже. Я чувствую, что у меня вот-вот подогнутся коленки, и осторожно делаю несколько шагов к стене, чтобы опереться на нее. Рис прижимает мою левую руку, которую все еще держит, к стене у меня над головой. Его ладонь ложится на мое лицо, пальцы мягко зарываются в волосы. Его тело так близко, что я ощущаю его крепкие мускулы и исходящий от него жар. Слышу его тяжелое дыхание, которое заглушается грохочущим у меня в ушах сердцебиением. Я поднимаю голову и заглядываю ему в глаза. Когда Рис медленно наклоняется ко мне, в его взгляде вспыхивают желание и страсть. Ожидая почувствовать его губы на своих, я закрываю глаза.

20 Рис

Это происходит в тот момент, когда я наконец собираюсь поцеловать ее. Страсть, которая затмевала все остальные ощущения, перекрывается паникой. Я не могу! Осознание обрушивается на меня, как удар, и у меня почти подкашиваются ноги. Я стою перед Тамсин, прижавшись к ней всем телом, и понимаю, что меня начинает трясти.

– Твою мать, – шепчу я. – Твою мать, твою мать, твою мать.

– Что такое? – спрашивает Тамсин, но я едва ее слышу, словно она где-то далеко.

Бью кулаком в стену, снова и снова. Замечаю, что она осторожно обвивает меня руками, но не чувствую их. Единственное, что чувствую, – это ужасное жжение на коже. Горло будто что-то сдавливает.

– Твою мать, – в отчаянии реву я, и кулак опять врезается в стену. Так сильно, что прижимающаяся ко мне Тамсин вздрагивает.

Я отступаю на шаг и тру лицо ладонями. Не смея взглянуть на нее, отворачиваюсь.

– Тебе лучше уйти, – с трудом произношу я.

Она кладет руку мне на плечо.

– Серьезно, я прошу, – говорю уже громче. – Ты должна уйти!

– Ладно, ладно, – отвечает Тамсин, и ее голос звучит как чужой.

– Это… была ошибка. Ничего не получится. – Надеюсь, она не видит моего отчаяния. – Я не могу.

– Все в порядке, – раздается тот же чужой голос, затем звенит дверной колокольчик, и я понимаю, что Тамсин ушла.

Доковыляв до стола, обессиленно падаю на стул и прячу лицо в ладонях. Не хочу вспоминать – склонившиеся надо мной безобразные рожи, всхлипы и стоны. По щекам течет что-то теплое, и я понимаю, что по лицу бегут слезы гнева и отчаяния.

У меня вырывается животный звук, от которого становится страшно. Это смесь сдавленного крика и рыданий. Я скрещиваю руки на груди, чтобы удержать себя, и впиваюсь пальцами в плечи. Вдавливая ногти в кожу, пытаюсь найти выход для сидящей во мне ярости. Я до смерти устал.

Не знаю, сколько просидел в одиночестве. Бутылка с цветами опрокинута, вода залила скатерть. Через равные промежутки времени капли срываются со стола и падают на пол. И как я оказался в этой дерьмовой ситуации?