Воробей угрюмо подошел к зданию и посмотрел вверх. Небо глядело недобрыми глазами и ехидно посмеивалось. Тогда Воробей задрал голову повыше и уставился на солнце. Оно бесцеремонно отвернулось, показав золотистые бока, и залилось ярким светом. Воробей погрустнел. Даже солнце теперь против него. Внезапно показалось, что ветер, дунувший резко и без причины, заговорил с ним. Нет, правда, только показалось. Ветер дул по-осеннему холодно и бездушно.
Воробей посмотрел на людей. Они, как бешеные муравьи в брачный период, неслись вперед, торопились, толкаясь и желчно ругая друг друга. Никому из них в голову не приходило узнать о том, что думает солнце. Кто-то толкнул Воробья, прошипев: «Что встал, идиот!» и прошел мимо. Услышав это, небо жутко засмеялось. Оно затряслось от хохота и чуть было не свалилось на землю. Солнце не обратило внимания.
Воробей сделал шаг вперед. Яркие переливающиеся огни здания манили его. Он смотрел на них, как бык на красную тряпку, и не мог оторвать глаз от дикого разноцветного свечения огоньков на входе. Словно ребенок, Воробей радовался этому чуду научного прогресса, не обращая внимания на злобное и завистливое шипение ветра около уха. Сейчас, стоя здесь и любуясь красочными огнями, Воробей не ощущал себя больше лишним, бесполезным существом, объектом насмешек и постоянных издевательств. Теперь он представлял себя частью большого, непонятного ему мира, частью равноправной и поэтому необходимой.
«Отойди, чего стоишь, ненормальный», — послышался голос сзади. Воробей тяжело вздохнул и отодвинулся. Жесткий, испепеляющий взгляд человека пронзил насквозь. «Что? — повернулось к нему солнце. — Что ты хотел доказать?!» Воробей потупился. Солнце, сверкнув боками, снова отвернулось и надуло щеки. Ему очень не хотелось потерять доброго и отзывчивого Воробья. Глава 14. Море
Ах, море внутри!
Дышит, играет, поет.
Жаль, я не слышу…
«Море волнуется раз -
Стены разрушились в раз,
Море волнуется два –
Солнце застыло в глазах,
Море волнуется три», — слышит Оливер.
— Я не могу больше слышать это, — говорит он. — Бесит уже!
— Выкинь приемник за борт, — раздраженно отвечает ему Хиро.
— Я не пойду дальше. Мне надоели ваши игры.
— Тебя никто здесь не держит. Ты свободен, как птица! Перед тобой весь мир.
— Пустые слова, Хиро… Такая удивительная возможность, и я не хочу сидеть, сложа руки. Я уйду.
— Уходи, только сначала поговори с ней. Она уверяет, что это не попытка самоубийства.
— Марианна исполосовала себе руки лезвием! Это, по-твоему, не попытка самоубийства?!
— Зайди к ней, может, тебе она расскажет что-то.
«Море волнуется раз –
Двери открылись все в раз,
Море волнуется два –
Воздух рванулся в глаза,
Море волнуется три –
Это лишь сон твой, смотри», — слышит Оливер.
— Уйду, только бы не слышать этого больше, — говорит он, кивая на приемник.
Марианна, закутавшись в одеяло, мокрыми пальцами убирает с лица сальные прядки. Её руки перевязаны по локоть бинтами. Глаза слезятся.
— Как ты? — спрашивает Оливер.
— Словно живу в большой луже, — слабо смеется она. — У меня сильный жар.
— Хорошо, что здесь есть жаропонижающее.
— Да. Только оно не очень мне помогает.
— Ты, главное, не преставай бороться с болезнью. Все в твоих руках.
Марианна хмыкает и поворачивается набок.
— Ага, я тоже так раньше думала.
— Нет, послушай меня. Лабиринты, тупики, темные переходы — всё не важно. Это не конец света. Не стоит из-за пустяков ломать себе жизнь. Нужно быть мудрее. Острое лезвие — не выход из положения. Это только проявление твоей слабости и легкомыслия. Почему ты молчала, что тебе настолько плохо? Есть я, есть психотерапевт Хиро. В конце концов, если тебе трудно найти общий язык с мужчинами, есть Грейс…
Марианна приподнимается, но сесть ей тяжело, и она ложится на другой бок.
— Я не хотела убивать себя, — бормочет она в подушку.
— Почему тогда у тебя, как у мумии, перебинтованы руки?! — кричит на нее Оливер.
— Ты не поверишь мне, не сможешь поверить. Никто не сможет, как тогда, когда я говорила о комнате с пятью углами, — плачет она в подушку.
— Марианна, пока мне даже не во что верить. Но я хотел бы, чтобы ты поговорила со мной и рассказала, что такое случилось, что ты лежишь здесь при смерти в горячке и с порезанными руками. Я, правда, хотел бы знать, что довело тебя до такого. Давай, — он придвинул стул к кровати, — не молчи, рассказывай.
— Хорошо, я только хочу, чтобы после этого ты не думал, что я сумасшедшая.
— Я никогда так не думал.
— И ещё я хочу, чтобы всё, что я сейчас расскажу, осталось между нами.
— Как скажешь.
— Я не резала себе руки, — медленно говорит Марианна из-под одеяла. — Это сделала Грейс. У нее было лезвие и две маленьких бутылочки. Они до сих пор стоят у меня в глазах.