Найдите Лейлу

Однажды ночью мы замерзли так, что я думала, мы умрем. Не знаю, могли ли мы и вправду тогда погибнуть. Окно в комнате Энди дребезжало, сквозь щели свистел ветер и проникал холодный воздух. Я не знала, что делать, мы видели пар, который шел у нас изо рта. Когда у меня онемели руки и ноги, я выбралась из кровати и прихватила Энди. Мы пошли в ванную.

В то время у нас не было даже свечей. Мы нащупали пробку и кран. Открыли воду и подождали, пока нагреется. Потом залезли в ванну и перестали дрожать. Я взяла бутылку с шампунем, но она промерзла и была твердой, как камень. Мы уснули в воде и просыпались, только когда с волос падали холодные капли или надо было добавить горячей воды.

Решив, что скоро рассветет, я вылезла из ванны и завернулась в одеяло. Я подумала: как мама может спать в этом холоде совсем одна? На диване никого не было, но по отблескам света я сразу поняла, где она.

Духовка на кухне горела вовсю. Я даже видела язычки пламени, пробивающиеся через отверстия ее дна. Мама лежала на трех составленных вместе стульях, завернувшись в одеяла, и храпела.

В тот момент у меня не нашлось слов, но именно тогда я поняла, что мы для нее враги. Мы ей не просто не нравились, это было и так ясно. Она открыто нас ненавидела и, возможно, надеялась, что однажды холодной ночью мы просто заснем и больше не проснемся.

Я одела Энди и закутала нас обоих в одеяла. Тихо привела его на кухню и уложила на полу перед ревущей духовкой. Легла рядом, обняла его, и мы уснули. Уже много недель нам не было так тепло.

И однажды мы провели в том доме последнюю ночь. Я не помню ее. Мы переехали сюда, и здесь никогда не бывает так холодно, чтобы повторился тот кошмар.

Вчерашний день в школе вполне мог оказаться последним, но запомню я его навсегда.

Я все еще не могу поверить, что она пришла в мою школу.

Впервые за много лет она назвала меня по имени.

И впервые дотронулась до меня — впервые с тех пор, как мы переехали в Калифорнию. В этом я абсолютно уверена.

Сегодня Энди в школе, а я нет. После вчерашнего я просто не могу туда идти. Мама дома так и не появлялась. Я в своем тайном убежище, смотрю старую комедию «Тетушка Мейм» и жду, когда Кристи сообщит, что отредактировала наш проект.

Камера все еще у меня. Я с удовольствием осознаю́: если увижу что-нибудь классное — смогу заснять. И, может, выложить в твиттере. Может, даже отвлечь народ от моих фото в инстаграме — если они там есть. Я не особо этому верю. У Джейн Чейз не так уж много времени, чтобы тратить его на подобные приколы. Это даже не смешно.

Во второй половине дня я слышу, как Энди влезает домой через окно, и уже хочу перебраться в комнату, чтобы его встретить, но вдруг слышу что-то еще. Такой же звук, будто карабкается Энди, но вроде и не совсем такой. Дольше. Больше возни. А потом снова.

— Это твой дом, Эндрю?

У меня стынет кровь в жилах. Какая-то взрослая незнакомая женщина в доме. Я выключаю телик.

— Да, мой. — Он ничего не понимает.

— А где сейчас твоя мама? — Взрослый мужчина, еще один незнакомец.

— Она на работе.

У меня в голове миллион мыслей. Похитители, педофилы, люди, которые продают детей. Они могут быть кем угодно.

Да нет же. Я понимаю, кто они. Просто не могу смириться.

— Где твоя сестра? Где Лейла? — снова спрашивает женщина.

Энди неуверенно отвечает:

— Я думал, она в школе, но я ее не видел.

Мужчина подтверждает:

— Мы ходили сначала к ней в школу, чтобы поговорить. Ее там не было.

— Ой, простите.

— Ничего страшного, Энди. Ты можешь показать мне кухню?

Они идут в другой конец квартиры, голоса становятся глуше. Я слышу, как они разговаривают, но не разбираю слова. И вновь начинаю слышать отчетливо, когда они заходят в гостиную.

— Здесь спит мамочка, — совсем по-детски говорит Энди.

— Твоя мама спит на диване?

— Угу. Она больше не любит свою комнату.

— Покажешь мне ее комнату? — Голос у женщины как у воспитательницы детского сада.

Теперь они в спальне, совсем рядом со мной. Мое убежище прямо под окном.

Я слышу, как женщина начинает задыхаться, когда они заходят.

— Что здесь произошло?

— Раньше мамочка спала на водяном матрасе, но он испортился.

Они замолкают ненадолго, затем кто-то совсем тихо говорит:

— Из-за протечки… сгнили… коробки.

И снова женщина, громко, с той же интонацией воспитателя:

— Энди, покажешь мне ванную?

Он устраивает им экскурсию. Я слышу, как они спрашивают, где простыни для его кровати или для моей. Слышу, как спрашивают, кто готовит ему ужин и где он хранит одежду.

Энди так честно и терпеливо отвечает, так старается, будто хочет получить пятерку. Очень старается. Я царапаю джинсы ногтями, но не осознаю этого, пока не замечаю скребущий звук. Мне хочется закрыть рот Энди рукой или чтобы он услышал, как я мысленно прошу его замолчать.

Это не похитители. Они не обидят его. Они из органов опеки и пришли его забрать. Люди с папками. Я обхватила себя руками. Если я выйду, они заберут нас обоих. Но если они заберут только его, я больше никогда его не увижу. Я видела, как забирали детей у наших соседей.

Женщина обращается к Энди очень ласково, словно боится его напугать: