Найдите Лейлу

Оказывается, в инстаграме Джейн Чейз не только пишет про меня. Там есть и я — крупный план моих волос или одежды. Ниже — теги, я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы их не читать. Но там есть и фото девочки со шрамами, которая сама себя порезала, учителя из нашей школы, который очень сильно заикается, девочки, которая стала одеваться как девочка только в этом году. Узнав, что Джейн презирает всех, мне в какой-то мере стало легче.

Лучше всего то, что комментировать могут все, а у нее огромное число подписчиков. Надеюсь, большинство из нашей школы. Это помогло бы делу.

Хуже всего то, что я не чувствую себя исследователем. Скорее подопытным кроликом. Мою судьбу решают наблюдения Джейн в инстаграме и выводы Бетти о моей среде обитания. Кто-нибудь еще даст мне название и определение. Не надо меня жалеть, я ненавижу то, что вытворяет со мной жизнь, и то, что я не могу ничего с этим поделать. Я не объект эксперимента. Я не мартышка, не шимпанзе. Я, черт подери, доктор Джейн Гудолл. И у меня есть единственный способ это доказать.

Я загружаю видео на ютьюб, копирую и ставлю теги, которые Джейн Чейз обычно добавляет к моим фотографиям. Затем делаю твит с видео и отмечаю Джейн, Макензи, Кристи, Райана, Эмбер, официальный аккаунт школы — всех, пока количество знаков не превышает лимит.

Пора идти. Я закрываю мак Кристи и кладу его не на пол, а на туалетный столик. Пишу короткую записку с благодарностью на ее красивой розовой бумаге и оставляю рядом с компьютером. Еще прошу ее поблагодарить от меня маму.

Медленно спускаюсь по лестнице. Надеюсь, я найду где жить и смогу ходить в ту же школу, и, может быть, Кристи останется моей лучшей подругой. Я до сих пор не понимаю, почему мы лучшие подруги, но лучше уж она, чем никто.

Но, как я уже говорила, я никогда не знаю, какой день станет последним. Поэтому, возможно, в последний раз я оглядываю все вокруг. Я всегда любила это место. Хоть оно и не мое, чтобы его любить.

Наконец я иду к двери. Но как только я собираюсь выйти, входит Бетти.

14 ч. 00 мин.

Она потрясена, но я ее не виню. Опускает пакеты с продуктами на пол и подходит, протягивая руки:

— Лейла! Где ты была? Тебя все ищут! Как ты сюда попала?

Ее аккуратные брови сходятся вместе, она хочет взять мои руки в свои. Я отодвигаюсь немного в сторону.

— Здравствуйте, Бетти. Простите, что я без приглашения. Мне просто нужно было кое-что одолжить у Кристи. Я уже ухожу. Извините.

Она делает шаг назад и загораживает собой дверь.

— Нет, Лейла. Все в порядке, приходи сюда в любое время. Но ты не можешь уйти. Я не могу тебя отпустить.

— Почему?

— Лейла. — Она нервно сглатывает и оглядывается по сторонам. — Лейла, где ты была? К тебе домой приходили из опеки, но не нашли тебя. Они забрали твоего брата в патронатную семью. И все еще разыскивают тебя… и твою маму. Ты не знаешь, где она может быть? Ты ушла из дома с ней?

— Нет.

— Присядь, поговори со мной. Пожалуйста?

Я смотрю на нее очень внимательно:

— Не звоните никому. Они не заберут меня, как Энди.

— Милая, эти люди стараются сделать все как лучше для тебя. Они хотят помочь.

— Я серьезно. Не звоните. Не трогайте свой телефон. — Своим тоном я пытаюсь дать ей понять, что не шучу.

Она смотрит мне в глаза:

— Хорошо. Присядь хотя бы на минуту.

Я сажусь на диван напротив ее любимого кресла.

— Лейла. Я знала, что ты в беде, но не понимала, насколько все плохо. Прости меня. Я должна была найти способ помочь тебе раньше.

— Ничего.

Я смотрю на подлокотник ее кресла, а не на ее руку. Я не обязана ни на что смотреть.

— Твоя мама… Я даже не знаю, что сказать. Я была уверена, что она просто много работает. Но у тебя такие хорошие оценки, и я думала: наверное, она что-то сделала правильно.

— Я готовлю уроки сама. Мои оценки не имеют к ней никакого отношения.

Удивительно, как может жечь одно это предположение. Что ей можно хоть за что-то быть благодарной.

— Просто обычно все по-другому, милая. Успеваемость детей… большинства зависит от поддержки родных. В каком-то смысле было бы лучше, если бы ты училась плохо. Тогда об этом узнали бы раньше.

— Простите, что разочаровала.

Опять ядовитый осьминог душит меня изнутри своими щупальцами, и никто этого не видит. Но Бетти должна это слышать. Я задыхаюсь.

— Это не то… Послушай. Я не знаю, что будет. Не знаю, где ты окажешься. Есть ли хоть какой-то шанс, что твой отец… Где он? Ты никогда о нем не говорила.

Много лет я о нем вообще не думала. Я не вспомню его лицо, даже если постараюсь.

— Я не обязана идти в приют. Не обязана, если получится с кем-то договориться.

— О чем ты?

— Я сама могу о себе позаботиться. Зарабатывать себе на жизнь.

Она меняет ласковый тон на покровительственный:

— Дорогая, тебе всего четырнадцать. Так нельзя.

— Почти пятнадцать.

— Даже если так. Ты все еще несовершеннолетняя. Служба опеки должна найти, где тебе жить.

Быстрый взгляд на нее, и вот оно — привычное беспокойство, но под ним скрывается что-то еще. Жалость.

Вот этого мне не надо. Совсем. Я лучше буду жить в коробке.

Бетти хочет что-то сказать, но у нее звонит телефон. Она хмурится: