Найдите Лейлу

В маминой комнате стоял старомодный светильник со стеклянным зеленым абажуром, как в библиотеке. Он стоял в углу на разбухшей картонной коробке, одной из тех, что она никогда не распаковывала. Вздохнув, я выключила пылесос.

Пошла в ванную взглянуть на подсветку зеркала. Плафона не было, просто две лампочки. Не факт, что они подойдут к маминому светильнику, но вдруг. Встала на цыпочки в темноте и выкрутила одну.

Вернулась с лампочкой в спальню и подошла к светильнику.

Мама стояла там же, где стояла. На секунду мне захотелось сказать, чтобы она включила пылесос и сделала хоть что-то сама, но я промолчала. Подвинула к себе светильник и заглянула под зеленый абажур. Я надеялась, что просто перегорела лампочка. Дотронулась до нее, чтобы открутить, — и уже не смогла отдернуть руку.

У меня сомкнулись челюсти. Руки сжались в кулаки, и их было не разжать. Ужасный гул пошел по всему телу, до самых костей. Меня пригвоздило к месту. Я кричала сквозь зубы, а левая рука колотила по светильнику против моей воли.

Должно быть, Энди услышал мои крики и спустился к нам. Он выдернул провод из розетки, и все отомкнуло. Стоял и смотрел на меня большими испуганными глазами:

— Лейла! Все хорошо? Все хорошо?

Мне не было хорошо. Через меня все еще пробегал ток, меня трясло. Заторможенное состояние не давало ответить еще несколько секунд. На лице Энди был настоящий ужас, пока он ждал, когда я заговорю. Вот так Франкенштейн и создал монстра?

— Все хорошо, Энди. Все хорошо.

Я повернулась к маме:

— Ты что, ничего не видела?

Она подняла глаза:

— Что?

— Сейчас. С лампой. Ты что, не видела?

— О чем ты там? Ты собираешься менять лампочку или нет? — пробормотала она.

Прием, прием, как слышно?

Я подняла выключенную лампу и изо всех сил швырнула в стену. Ее подставка ободрала краску и отколола кусок штукатурки. Зеленый абажур отскочил в лицо Энди.

Не знаю, что это за стекло, которое не бьется, но оно не разбилось. Ни о стену, ни о зубы моего младшего брата. Я слышала, как оно ударило его и грохнулось на мокрый пол. Энди схватился руками за рот и завыл от боли. Монстр был создан.

Я широкими резкими шагами подошла к нему. Левая нога горела и гудела.

— Дай посмотреть. Дай мне посмотреть. Энди, дай мне взглянуть. Я должна посмотреть, что с тобой.

Я пыталась убрать его руки ото рта, но он сопротивлялся. Там было крохотное пятнышко крови.

Мне с трудом удалось отодвинуть его руку, и на пол вывалился кусок зуба. Большой — я даже на секунду подумала, что выбила зуб целиком. У Энди только-только вылезли первые коренные, и я навсегда испортила ему улыбку.

Отколовшийся по диагонали правый передний стал похож на крохотный кривой клык рядом с обычным клыком. Лучше бы его не было вообще.

— Бо-о-о-ольно, — завывал Энди тоненьким гнусавым голосом. — Больно, больно, больно, Лейла.

— Я знаю. Знаю. Прости меня, Энди. Прости меня.

Я отвела его в ванную и достала липкую розовую бутылочку с детским сиропом от простуды, который он принимал, когда у него был насморк. Дала ему две полные пипетки в надежде, что это снимет боль. Он перестал плакать, но продолжал пискляво хныкать. Совершенно невыносимо. Хотелось его встряхнуть, но я подумала, что заслужила слушать это вечно.

Отвела его в кровать, все еще всхлипывающего, и заставила лечь.

— Энди, ты должен поспать. Просто закрой глаза.

Он хныкал и стонал, прижимая руку ко рту.

— Черт возьми, Энди. Прости меня, но надо как-то с этим смириться, ладно? Попробуй подумать о чем-нибудь другом.

Он ничего не ответил. В любом случае что тут ответишь. Легче не будет, видимо, уже никогда.

Энди свернулся калачиком, и я накрыла его одеялами. Руки и ноги у меня как будто распухли и не слушались. Спускаться с прикроватной лесенки было все равно что управлять огромной неуклюжей марионеткой.

Я вернулась в спальню. Мама все еще сидела на мокрой кровати и смотрела в пол. В полной отключке.

Я подошла ближе. Она склонилась вперед с остекленевшим взглядом. В глазах — полное отсутствие, как в окнах пустого дома.

— Мама не может сейчас подойти к телефону. Могу я ей что-нибудь передать? Мамы нет дома. Никого нет дома.

Ноль реакции.

— Никогда никого нет дома, правда, мам?

Ноль реакции. Я стояла перед ней. Она бы смотрела сейчас на мой живот, если бы что-нибудь видела. Я уже наблюдала ее в таком состоянии, совершенно без движения. Я могла делать что угодно.

Я вытянула вперед правую руку. Она ныла и покалывала, ток все еще пробегал по мне. Я ощущала это как постоянную вибрацию — от правой руки до левой ноги. Я резко замахнулась, пытаясь ударить ее по лицу, но попала только по уху, по краю уха и совсем несильно.

Ноль реакции.

Я снова замахнулась и ударила, в этот раз сильнее, и попала по челюсти. Я наклонилась и закричала прямо ей в ухо:

— Подъем! Очнись! Ну же!

Уже много месяцев я не подходила к ней так близко, от нее воняло как от бомжа. Мне хотелось, чтобы произошло хоть что-нибудь.