Найм

У меня хватило ума не вываливать на Хрыся все мои стратегические планы по поводу ну совершенно полного переустройства всея Руси и «Паучьей веси» в частности. Одну перестройку я уже пережил — можно хоть теперь сперва подумаю? А в мягких формулировках никакой идиосинкразии не возникает. Ни у Хрыся, ни у Акима.

— Надо бы всяких насекомых да мышек в селении вывести…

— Дык… Оч-ч-чень верное замечание — от мух житья нет! Пусчай-ка детишки их всех поубивают.

— Надо бы народонаселение приумножить…

— Дык! Да хто ж против! Вот хлеб обмолотим да и свадебки поиграем. Девок повыдадим. И пущай… приумножаются.

«Давайте жить хорошо» — все согласны. Что — «Программа построения коммунизма», что — «Концепция развития до…». «Светлое будущее» — всегда «на ура». Проблемы начинаются при детализации: «что такое хорошо» и «каким каком его поймать». «Дьявол кроется в мелочах»… Ну, об этом я уже грустил.

Нажимать я не стал — пусть сперва мужики освоятся, привыкнут к своему зависимому положению, к наказанию за всякий «шаг влево, шаг вправо»… А уж потом будем Меньшака для принудительного осеменения запускать и стрижку с брижкой внедрять. Для «Паучьей веси» это пока не критично — новосёлы и строители идут, в первую очередь, ко мне в Пердуновку. Там и санобработку будем делать.

Подвели итоги посиделок, договорились о контрольных сроках и формах предоставления результатов, зафиксировали принятые решения в берестяном формате, и, довольно благостно, отпустили Хрыся домой. Тот, уже уходя, на пороге, помял шапку и несколько неуверенно спросил:

— А сын-то мой как? Справляется?

Ну, тут уж я соловьём и распелся! А чего — «нет», коли — «да»? Мне своего человека хвалить — в радость. Тут принцип простой — в моей команде худых человеков — нет и быть не может, потому что иное лично мне — укор. Без дела злословить да сплетничать — глупое занятие. А по делу — это уже конструктивная критика. Высказывается в глаза с соответствующими оргвыводами. И в конце панегирика Потане — запускаем соцсоревнование. С элементами ненавязчивой лести:

— Сын-то твой оказался добрым мужем. Разумным. Но у тебя-то самого, пожалуй, и получше получится. Раз ты такого толкового сына воспитал. Опять же — годами ты по-умудрённее, рук у тебя — две, народу под рукой — по-более. Да и община-то уже живёт — не с пустого места начинать. Так, подправить кое-чего. Думаю, что будет Потане чему у тебя поучиться и в этом, тиунском, ремесле.

Глава 150

Как-то раньше никогда не думал, что рабовладельцу бывает полезно своему рабу — льстить. Не в ситуации, когда нож к горлу приставлен, а вот так, «для мобилизации на трудовые подвиги». Как-то про это никто… Ни из попаданцев, ни из историков. Но ведь люди — хоть с ошейником, хоть без — всё равно хомосапиенсы. И похвала оказывается, временами, более дешёвым и более эффективным допингом, нежели бесконечная порка.

Правда, есть необходимое условие: чтобы хвалить — надо знать. Человека, его труд, его проблемы — стоявшие и преодолённые. А вот «на кобылу и двадцать плетей» — любого, даже и совсем незнакомого, положить можно.

Ушёл Хрысь, убежал по срочному делу насчёт «куда сено-то выгружать» — новый-старый управитель. Ушёл, тяжело хромая Яков. Надо мужика срочно тащить к Маре. Как бы он не доигрался до ампутации. Или её сюда? Тоже полезное дело. В смысле пропагандистского эффекта, например. Мы остались с Акимом с глазу на глаз, Сухан у дверей не в счёт.

— Ловок ты, паря. Вон как «пауков» сегодня обратал. Сами на себя и хомут надели, и тебе же кнут дали. Далеко пойдёшь, отрок.

Что-то он официально как-то…

— Аким, раньше ты меня сыном называл. Покуда худо было. Теперь, видать, полегчало?

— Ты!.. Ты мне не сын! Ты — кукушонок приблудный! Я тебя в дом пустил, жить позволил, сжалился над бестолочью плешивой! Пригрел на груди гадюку семибатюшную! Я тебе всё дал! Вон, даже сегодня — ни слова против глупостей твоих… А ты!

Не понял. За «гадюку» я, конечно, могу без разговоров и «фасад подправить». Хоть кому. Но… у деда руки в повязках. И видно, что он их бережёт. Набить морду безмозглому… не проблема. Вон Сухан с еловиной стоит. Чтоб самому не мараться. Но бить безрукого…

— Акимушка, тебя кто-то обидел?

Как он взвился! Аж слюной брызжет. И слов не находит… Нашёл.

Интересно, «хорьком паршивым» меня недавно называли, «соплёй плешивой» — как постоянной рефрен, но что змеи — яйцекладущие — как-то… хотя в школе по зоологии проходили. «Трёхжелтковое протухшее яйцо похотливого криворылого аспида» кто-нибудь себе представляет? Ну не водятся же на Руси эти «ядовитые ужы»! А он такие подробности их повадок выдаёт… Особенно — сексуальных. Поймаю мамбу и обязательно проверю. Как у неё с рылом. И как же она это всё делает. Такие позиции… даже для змей… Надо посмотреть.

— Всё сказал? А теперь ответь на один вопрос: с какого такого испугу ты тут слюнями брызжешь?

Аким, набравший было воздуха для продолжения для своего зоологического монолога, поперхнулся, безнадёжно махнул на меня рукой. И отвернулся в сторону.