Найти истину...

Боже мой! Боже мой! Для чего Ты оставил меня? Далеки от спасения моего слова вопля моего... Все, сидящие меня, ругаются надо мною, говорят устами, кивая головою. «Он уповал на Господа, – пусть избавит его, пусть спасет, если он угоден Ему".... Сила моя иссохла, как черепок, язык мой прильнул к гортани моей, и Ты свел меня к персти смертной. Ибо псы окружили меня, скопище злых обступило меня, пронзили руки мои и ноги мои. Можно было бы перечесть все кости мои, а они смотрят и делают из меня зрелище. Делят ризы мои между собою, и об одежде моей бросают жребий.

Читая это, я как бы видел человека, повешенного на дереве. Пророчества становились все яснее и понятнее для меня.

В ту ночь я почти не спал. Я в размышлении сидел в своем кабинете почти до двух часов ночи, и уже точно знал, как я отвечу на третий вопрос: в Танахе содержатся-таки пророчества насчет прихода Мессии.

Однако появились другие вопросы. «Исполнил ли Иисус из Назарета все эти пророчества? Является ли Христос Мессией?»

Во мне все напряглось при этих двух вопросах.

Все то во мне, что было от обычного омирщвленного еврея, кричало: «Не отвечай на эти вопросы! Вспомни крестоносцев! Вспомни Инквизицию! Вспомни погромы! Вспомни все то, во имя чего уничтожали евреев на протяжении последних двух тысяч лет под эгидой христианства!»

8. ОТНОШЕНИЯ МЕЖДУ ЗАКЛЮЧАЮЩИМИ ЗАВЕТ

В этот период как бы внутреннего переворота мы продолжали регулярно разговаривать по телефону с Джуди. Однако наши разговоры всегда были разными. Мы старались делать так, чтобы они были вроде как ни о чем, но в то же время насыщены информацией. Хоть мы и не говорили Джуди о своих занятиях Библией, но было видно, что она обо всем знает.

Гораздо более натянутые отношения были между Джуди и Энн. До того, как Джуди изменилась, они были очень близки меж собой, даже не подумаешь, что между ними было четыре года разницы. И вообще у них было много общего. Всегда рассказывали друг другу анекдоты, разные истории. Всегда смеялись и шутили. Теперь же все стало по-другому. Энн даже не хотела разговаривать с Джуди по телефону. Каждый раз, когда мы пытались объясниться с Энн, она вскакивала из-за стола или просто резко вставала и со слезами на глазах убегала в свою комнату.

Когда Джуди звонила и просила позвать к телефону Энн, то та просто качала головой и всячески отнекивалась. Если же случалось так, что Энн брала трубку, когда звонила Джуди, то говорила отрывистыми, короткими предложениями, а потом быстро подзывала к телефону кого-нибудь из нас.

Мне тоже было тяжело переносить все это. Да и приободрить Джуди у меня не получалось – ведь у самого сердце разрывалось на части, а поделиться с ней и рассказать ей, чем я занимаюсь – я не мог. Все, что я мог – это по-прежнему любить ее как свою дочь, надеясь, что как-нибудь все устроится само собой. Часто, когда Этель и Джуди говорили по телефону и Джуди затем просила подозвать меня, я знаками давал Этель понять, что пока не готов к разговору. Этель сразу же придумывала какой-нибудь шитый белыми нитками предлог типа «он занят», или «он опаздывает на деловую встречу».

Каждый раз, когда это происходило, во мне росло сильное желание закончить свой анализ Библии, чтобы тогда я смог доказать Джуди, насколько она ошибается. Однако все оборачивалось совсем не так, как я предполагал. В действительности же мои усилия уже стали моей миссией, причем самого высокого порядка.

Однажды утром я решил сходить на работу уладить кое-какие дела. Но придя туда, я не мог собраться с мыслями и на чем-нибудь сконцентрироваться. В отчаянии я встал из-за своего рабочего стола, закрыл дверь кабинета и полез за Библией. Именно в то утро я и наткнулся на строчки в Евангелии от Иоанна, от которых чуть было не подпрыгнул:

Не думайте, что Я буду обвинять вас пред Отцом: есть на вас обвинитель Моисей, на которого вы уповаете. Ибо если бы вы верили Моисею, то поверили бы и Мне, потому что он писал о Мне (Иоанна 5:45, 46).

Еще раз убедился в том, что не знал даже свою собственную Библию, Танах, не говоря уже о христианской Библии. Признайся, Стэн, сказал я мрачно сам себе, в свои пятьдесят лет ты духовно опустошен.