Найти себя. Лучшая фантастика – 2023

— А дальше — на сверхсрочную службу! В школу прапорщиков!

Я уронил сигарету и долго пытался поднять ее с пола. Поднял. Обдул.

— Позволь… Ты ж ему обещал…

— Обещал! — в восторге подхватил Леха. — Обещал отслужить за него в армии! А насчет того, сколько лет служить, мы не уговаривались…

— Погоди… — пробормотал я, пытаясь собраться с мыслями, и тут напал на меня приступ совершенно дурацкого смеха. Вот, стало быть, что означали те давние Лехины слова: «Выполнить — выполню, а наколю обязательно…»

— Комбат знает? — спросил я, кое-как переведя дыхание.

— Да он же это мне и присоветовал!

* * *

По банным дням нас возили на грузовике в город. Крохотный такой городишко, зеленый, пыльный, и тем не менее цивилизация. Подлый ветер швырял в нас шашлычные запахи то справа, то слева. Базарчики. Яркие национальные одежды женщин. В узких темных от листвы улочках обитают автобусы (почему-то вишневого цвета).

Помылись? Насмотрелись? В кузов — и обратно!

Ранней весной красок, понятно, поменьше. Зато воли больше. Как-никак последние полгода дослуживаем. Один — старшина, другой — политинформатор. Вышли из бани, огляделись. Вот забегаловка. Отчего б не зайти? Полчаса есть, «Деда» Сапрыкина (сегодня в баню нас сопровождает именно он) нигде не видать… Зашли. Взяли по бутылочке «Жигулевского», рыбку — сидим наслаждаемся.

— По лесу-то скучаешь? — спросил я Леху.

— Теперь? — Он задумался на секунду. — Так, иногда…

— А раньше?

— А раньше — хоть волком вой! — вырвалось у него. — Особенно в карантине… Всю силу отбило…

— Кстати, почему?

— Загоняли… Чувствую: ничего не могу! Ни обморочить, ни глаза отвести… — Леха отпил из горлышка, обсосал ребрышко сушеной рыбки и вскинул вдруг на меня зеленоватые близко посаженные глаза. — Ты думаешь, почему я тебе тогда признался? Невмоготу стало! Неужто, думаю, все?.. Спасибо тебе!

— За что?

— За то, что выслушал! За то, что поверил…

Мне стало очень неловко.

— Да я…

Он замахал на меня рыбьей косточкой:

— Ладно-ладно, не поверил! Сделал вид, что поверил. Все равно спасибо!

Смущенные обилием искренних слов, мы смолкли и снова приложились к бутылочным горлышкам.

— Нет, но… — с запинкой вымолвил я. — Началось-то с чего?.. С виноградника! Ты ж от виноградника сил набрался…

— Это я от тебя сил набрался, — буркнул он. — А ни от какого не от виноградника…

— Но сам же говорил, что лес…

Леха крякнул и озабоченно принялся отряхивать рыбьи чешуйки с шинели (на летнюю форму мы еще не перешли).

— Знаешь… — сказал он. — Вот что я однажды понял: наш дивизион — это тоже лес…

— Это как?

— Н-ну… тоже лес… Чаща… Только вместо деревьев — люди. Разные. Кривые, прямые, корявые, развесистые… Вот от них я теперь и… — Осекся, уставился на что-то за моим плечом.

Я обернулся. Лес честной! «Дед»! Спиной к нам, лицом к прилавку. Видать, на тот же предмет, только покрепче.

Не может быть, чтобы вошел, да не заметил. Или не узнал, скажем.

Что ж, поймался — не суетись. Тем более пиво — выпито. Подчеркнуто неторопливо мы с Лехой встали и покинули забегаловку.

Хоть бы обернулся! Прóпасть такта в этом человеке.

* * *

Подкатил последний армейский март. Весна за ноздри дергает. «Дембелем пахнет!» — ликующе орут «деды», входя в казарму.

Ночами не спится — ни Лехе, ни мне. Как-то раз поднялись, оделись, вышли мимо встрепенувшегося дневального в серую от луны азиатскую ночь. До курилки плестись было неохота, присели на дюралевый приступочек ангара.

— Ну а что? — невесело подтрунивал я. — Станешь прапором, наворуешь десять тысяч…

— Нам нельзя воровать, — недовольно возразил он.

— Кому это — вам?

— Лешим.

— Как это нельзя? — возмутился я. — Только и знаете что воруете, прячете… перепрятываете…

— Из озорства, — строго уточнил он. — А ради выгоды — никогда!

— Ну вот из озорства и наворуешь… Вообще интересные у вас понятия.

Помолчали. Впереди над темными смутными кронами акаций медленно возгоралась непомерно крупная звезда. Похожа она была на сигнальную ракету, но слишком уж неподвижна. Затем от нее бесшумно принялись отскакивать и расплываться в сумраке мерцающие концентрические круги.

Должно быть, в соседнем дивизионе что-нибудь запустили.

— Кто храпит?!

Дюралевую дверь мы оставили приоткрытой, поэтому истерический вопль из ангара долетел до нас без искажений:

— Кто храпит?!

Переглянулись изумленно. Рядовой Горкуша? Откуда взялся?

— Дневальный! Найди, кто храпит, и дай в лоб! Он из меня кровь шлангами пьет!!!

Господи, да это Клепиков! Ну надо ж, до чего голоса похожи! И не только голоса. Стоило ноябрьскому призыву уйти на дембель, рядовой Клепиков преобразился. Теперь он внешне отличался от приснопамятного «дедушки» Горкуши разве что цветом глаз, а уж молодых гонял пожалуй что и беспощаднее.

— Дневальный!!! Зажрался, сука? Совсем уже мышей не ловишь! Нюх потерял?! Найди, кто храпит! Носопырку растопчу! Дыню вставлю!

Мы слушаем и посмеиваемся. Храпят и впрямь со всхлипом, будто шланг продырявился. Вскоре дневальный находит источник шума, и мартовская ночь снова становится тихой.

— Может, тебе лучше в офицерскую школу? — предлагаю я Лехе. — Всех охмуришь, дорастешь до генерала… до маршала…