— Вот прямо сейчас, — расстроенно пригрозил он, — имею право взять и уйти в лес…
— Не надо, Лех! — взмолился я. — Ради меня, а? Ну что там до дембеля осталось? Чуть больше года?..
— Да не уйду, конечно… Куда мне теперь идти!.. — Помолчал, помотал клиновидной своей башкой и вдруг признался: — Это ведь я тебе еще не все сказал…
— А что еще? — вскинулся я.
— Вот… — И он протянул мне вскрытый конверт, в котором что-то топорщилось. Что-то похожее на покоробленную выгнувшуюся от времени открытку. — Почтарь передал…
То, что я достал из конверта, открыткой не было. Прямоугольник бересты с вырезанными (или выдавленными) на нем неровными угловатыми буковками. Среди прочих знаков я различил «ять» и «юс малый». Попробовал разобрать, но не смог. К сожалению, в институте у меня со старославянским и древнерусским дела обстояли неважно.
— Откуда это?
— Из леса…
Прочел адрес на конверте. Почерк малость корявый, но надпись вполне читаемая, современная. Выполнена шариковой ручкой.
— Он?
— Да, наверное, он… Кому еще?
— Так он что же, на других леших вышел?
— Да запросто! Сказал на опушке: «Приходи завтра…»
— Почему завтра?
Старшина Леший досадливо покряхтел.
— А иначе не придут. Обязательно надо сказать: «Приходи завтра…»
— А он это откуда знал?
— Да я же ему и рассказал… Лес честной!
Последние два слова прозвучали как матерное ругательство.
— Так что тут написано-то?
Леха взял у меня из рук берестяную грамоту, вчитался, покатал желваки.
— Обещают в корягу превратить…
— За что?
— Дескать, доброго человека обманул… обещанного не выполнил…
— Как не выполнил?! — возмутился я. — Я свидетель!
— Да ты-то свидетель… — начал было Леха, но тут дверь вновь отворилась — и в каптерку ступил «Дед». Комбат. Майор Сапрыкин.
Мы вскочили.
— Вольно, — буркнул «Дед». Сел, протянул ухватистую пятерню, взял пачку болгарских сигарет, осмотрел, бросил обратно, повернулся всем корпусом к Лехе. — Ты вот что скажи… — мрачно прогудел он. — У придурка у этого у твоего… еще родня есть?
— Н-не знаю…
— Ну не сирота же он! Отец-мать должны быть?
— Н-нь… — Леха затряс головой.
— Мог бы и выяснить. Ладно. Заявятся — спровадим. А пока… Служи спокойно.
Поднялся, вышел.
Уж не знаю, в чем тут причина, только набеги Лехиных родственничков с той поры прекратились. То ли незваных гостей устрашил грозный наш комбат, то ли сам Леха спохватился и наконец-то принял меры. А может, все естественным путем утряслось.
Вы спрóсите, а как же мои материалистические взгляды на жизнь? Удалось мне их уберечь после такой чехарды невероятных событий? Представьте, удалось! Убедил себя в том, что обязательно должно найтись рациональное объяснение, просто не нашлось пока. Но если уж быть честным до конца, то, боясь повредить ненароком рассудок, я просто принимал все как есть и никаких объяснений не искал.
Пребывая в должности каптенармуса, мой друг за каких-нибудь полгода сделал головокружительную карьеру: из младших сержантов дорос до старшего. Нашить на погоны продольную лычку ему, правда, так и не довелось. Не любили у нас присваивать срочникам старшинское звание. Единственное исключение — ушедший на дембель Лень, ну так он же хохол! Куда там лешему!
Но что поистине странно, на втором году службы Леха резко завязал со своими цыганскими штучками. Оставалось гадать: или ему это стало больше не нужно, или… Или теперь он морочил всех подряд, без разбора. То есть и меня тоже. Предполагать такое было по меньшей мере обидно.
Да и беседы наши относительно леших завязывались все реже. С одной стороны, понятно: забот поприбавилось и у него, и у меня. С другой — невольно закрадывалось подозрение, что дружба идет на убыль.
А однажды он назначил меня в суточный наряд. Причем случилось это аккурат перед Новым годом. Вторым по счету Новым годом.
«Дедушку»! Дневальным! На тумбочку! Со штык-ножом!..
Нет, конечно, я бы мог поймать кого-нибудь из салабонов и вежливо попросить, чтобы тот меня заменил, но это, согласитесь, было бы как-то мелко. И пошел я к Лехе разбираться.
— Что за хренотень? — укоризненно спросил я, войдя без стука. — Ты бы меня еще картошку чистить послал!
Старшина Леший сердечно мне улыбнулся, чем сильно удивил, поскольку в последнее время он все больше ходил озабоченный, хмурый.
— А как тебя еще в каптерку заманить? Зазнался, политработник, нос воротишь…
— Я?!
— А кто, я, что ли? Садись, покурим по старой памяти…
— Иди ты лесом! Давай сначала с нарядом проясним!
— Да не волнуйся ты! Переназначил уже…
Оригинальный способ приглашения в гости!
— Что-то радостный ты какой-то, — заметил я.
— В общем, так… — возбужденно сказал Леха, щелкая зажигалкой (и не бензиновой, обратите внимание, — газовой!). — В лес я больше не вернусь.
От неожиданности дым попал не в то горло. Пришлось прокашляться.
— Ничего себе…
— Ну подумай сам! — с жаром продолжал он. — Вернулся я в лес! И что?
— Да пожалуй, ничего хорошего, — поразмыслив, осторожно предположил я. — Если «черную метку» прислали! Отметелят, свяжут, в корягу превратят…
— Вот я и решил! Уж лучше здесь остаться!
— А как ты это сделаешь? Ну, останешься — до дембеля. А дальше?