– Сам видел, в окно. Лехину машину сразу узнал, но что за рулем не он, понял в момент – так ездит только один человек. Тут же и позвонил, чтоб права у тебя, бестолочи, не отобрали – скажи спасибо, что он у меня ждет плановой операции. В общем, так. У всех троих – переохлаждение, у младшего – легкое обморожение пальцев стоп, у девочки – ушей и стоп. Марк пока в порядке, но, зная его почти с пеленок, я готов к сильнейшему бронхиту. Так что дети останутся здесь на три-четыре дня как минимум. А теперь езжайте домой, нечего тут митинговать. Голова не болит?
– Есть немного, – отвечает Ника.
– Алексей, проследи, чтоб она выпила таблетки – одну синюю и одну белую.
– Она говорит, что синие – это яд. – Булатов решил слегка подразнить Нику. – Мол, склероз у Семеныча, таблетки перепутал.
– Она тебе завтра скажет, что земля квадратная, лишь бы таблеток не пить. Проследи. Все, некогда мне с вами.
Он уходит – его зовут к больному, и хоть смена не его, но раз уж он здесь…
– Сердится – значит, все хорошо, – Ника чувствует страшную усталость. – Ой, а дома-то…
– Все уберут, пока мы здесь. – Олешко ухмыльнулся. – Я нанял трудолюбивую клининговую фирму, а попросту – уборщиков. За двойную оплату. Ковры придется выбросить, остальное сделают в лучшем виде.
– А охранник выжил? – Ника помнит два силуэта, нарисованные мелом на полу и ковре.
– Выжил, – Олешко невесело улыбается. – Правда, часть легкого ему пришлось удалить, но Семеныч говорит, люди и с одним до ста лет живут, а с полутора – до двухсот. Врет, конечно, но парень будет жить.
– Отличная новость. – Булатов подает руку Стефании Романовне. – Едемте домой пить чай, а? Плюшек каких-нибудь купим по дороге.
Предложение всем нравится. Они грузятся в машину – в тесноте, да не в обиде! – потом Матвеев с Олешко идут в супермаркет покупать «плюшки», и Павел выносит два огромных пакета – ну а что, их снова много, надо же что-то есть!
Они поднимаются наверх, квартира уже блестит, пахнет чистотой и морозом – окна открывали, чтобы проветрить. И голый пол, непривычный без ковра.
И Буч, сидящий на столе и поедающий ветчину из тарелки.
И это дом, и все живы.
– Утопить его жаль, конечно… – Матвеев смотрит на котенка, абсолютно не смущенного тем, что его застали на столе. – Откормленная зверюга, что ж топить, когда столько продукта в него вложено. В прямом смысле слова. Но расположился по-хозяйски, а это не дело.
– Очень даже дело. – Алексей смеется. – Это же кот из Красного Маяка, то бишь из Никонова, а никоновские коты – особые.
– Да видел я ваше кошачье царство. – Матвеев вспоминает свой приезд в городишко и улыбается. – Удивился тогда, как много их у вас, и все один в один – наглые, деловые и откормленные.
– Это местная традиция. – Булатов наливает воду в чайник. – Паш, чашки достань. И пожрать бы…
– Так купили все, сейчас достану. – Олешко выкладывает из пакетов колбасу, сыры, соки, фрукты, йогурты. – Картошечки бы… соломкой жаренной.
– Обойдемся. Леха, ты давай, про котов рассказывай. – Матвеев разворачивает конфету. – Нику бы позвать.
– Я ей потом расскажу. – Булатов заваривает чай. – Там пирожные были… Паш, ставь на стол!
– А Буч?
Кот все это время невозмутимо сидит на столе. Люди снова при нем, а значит, мир обрел ясность. Правда, корма ему, уходя, не насыпали – но это не страшно, он нашел на столе свою ветчину. А сейчас они принесли еще что-то, что с момента попадания в квартиру тоже принадлежит ему.
Булатов берет котенка и пересаживает его на табурет: