В перерывах между нанесением и отражением различных "татэ-гири", "кэса-гири", "гияку кэса-гири" и прочих "цуки", я подумал о мудром старике Эйнштейне, сумевшем вдолбить в сознание человечества принцип относительности. Мне казалось, что наша схватка длиться минимум вечность, хотя на самом деле не прошло и трех минут с тех пор, как мы начали выяснение отношений. Три минуты, какая ерунда! Да только руки уже движутся не так быстро, и каждый удар отзывается болью в еще не до конца восстановившемся теле. Ну, что ж, попробуем вплести в этот смертельный танец, кое какие коленца из моего старого, о-о-очень старого багажа. И я, на миг ощутив себя тем, кем был в прошлой жизни, отключил сознание и предоставил рукам действовать так, как им заблагорассудиться, Когда же сознание вновь вернулось к управлению телом, то обнаружилось, что один из противников уже оседает на каменный пол, а второй сохраняет вертикальное положение исключительно благодаря поддержке моего клинка, проткнувшего его насквозь. Три ноль в мою пользу! Но не успел я обрадоваться удачному разрешению международного конфликта, и вытащить окровавленный меч из тянущего его вниз тела, как заметил краем левого глаза какое-то движение. Это было последнее, что сумел заметить мой левый глаз, потому что увесистый камень врезался в него, окрашивая мир в алый цвет и через мгновение мне уже ничего не было видно.
К счастью я очнулся почти сразу. Если, конечно, считать счастьем временную контузию, из-за которой у меня возникла проблема с ориентированием в пространстве. Но, не смотря на то, что верх и низ в моем мозгу постоянно менялись местами, мне удалось повернуть голову и увидеть сквозь набежавшие на оставшийся в строю глаз слезы, как последний четвертый якудза нагибается над трупом одного из товарищей по клану, чтобы поднять катану, выпавшую из его похолодевших рук. Оборони, царица небесная!
Я попытался столкнуть с себя труп и вытащить из него клинок, но сумел только изобразить какие-то несуразные движения руками. Дохлый номер. И я, пожалуй, скоро стану таким же, потому что подошедший вплотную японец широко замахнулся, норовя разрубить меня пополам. А мне, вместо того, чтобы вспомнить нечто возвышенное, или просто приятное, почему-то очень захотелось посоветовать ему взамен рубящего удара применить колющий: не так эффектно, но куда более эффективно. Жаль, все равно не прислушается… Нет, пожалуй, я ошибся, японец, как раз подозрительно прислушался, а потом в утробным "ха" повалился на меня сверху. Из его спины торчала "Арисака", штык которой погрузился в спину мастера метания камней до самого упора.
Бледная, как Кентервилльское приведение, Ольга склонилась надо мной, щекоча выбившейся из "хвоста" прядью мою щеку.
– Игорь, – чуть слышно позвала она, – Ты живой?
– Скорее, да, чем нет, – растянул я рот в кривой усмешке, потому что вся левая половина лица онемев от удара, категорически отказывалась улыбаться. Интересно, а глаз на месте или… Н-да, хорош же я буду: без глаза, без пальца, без… "Без друга и жены", – вставил свое веское слово внутренний голос, чем омрачил даже победу над японской мафией.
– Вставай, я помогу, – пробормотала Ольга, пытаясь столкнуть придавившие меня тела. И к моему удивлению, это ей вскоре удалось, конечно, не без моей помощи.
Пока мы ковыляли в основную пещеру, я потихоньку приходил в себя, и к моменту, когда тоннель закончился, мог уже передвигаться самостоятельно. Когда мы подошли ближе к отверстию в потолке, поливающему пещеру дождем и светом, мне показалось, что Витька как-то беспокойно шевелится. Даже глаз один приоткрыл. И рот. Потрескавшиеся губы двигались, но не могли произнести не звука.
– Все в порядке, Вить, – наклонился над ним я, и протянул руку, чтобы ободряюще потрепать его по плечу. В это мгновение Витька схватил ее своей лапищей и так дернул, что мне оставалось только перелететь через него, ощутимо приложившись к каменному полу многострадальной левой стороной лица. Одновременно с моим акробатическим этюдом бухнул выстрел, вызвав к жизни многоголосое эхо. Повернувшись на звук, я увидел Судзуки, перезаряжающего "Арисаку". Но не это заставило меня замереть на месте с бесполезным мечом в судорожно стиснутой руке. В тусклом сером свете я увидел, как на груди у Витьки расплывается темное пятно. А потом… Будь проклято, мое "второе" зрение! А потом мне открылось его судорожно подергивающееся сердце, в центре которого черной меткой застряла остроносая пуля.
– Убью! – плохо соображая, что делаю, я шагнул, вскинув меч, навстречу прицелившемуся Судзуки, прекрасно понимая, что все будет наоборот – это меня сейчас убьют, и ничего с этим не поделаешь. Разумеется, не поделаешь! Особенно когда ты валишься на спину, сбитый с ног мощным толчком обезумевшей земли, слышишь свист пролетающей мимо пули, и в довершении всего окружающий мир тонет в грохоте грандиозного обвала, взметнувшего облако удушливой неведомо откуда взявшейся пыли.