Наизнанку

Я подняла голову. Он был так близко. На щеках ощущался жар его дыхания. Полумрак коридора не мог спрятать зелень его глаз. Сейчас они сверкали, как новогодняя елка. Жаль, что не могу увидеть его мимику. Хочется уловить каждое движение бровью, малейшее движение губ, прищур глаз. Он не отводил взгляда, прожигая во мне дыру. Горло пересохло, не позволяя произнести ни звука. Да, я и не пыталась, потому что сказать было нечего.

— Со мной нельзя играть исподтишка! Только лицом к лицу. Люблю прямых и честных. Терпеть не могу игры, потому что наша жизнь состоит из сплошных салочек и пряток! Я устал от них. Если ты приходишь ко мне в квартиру, если ты хочешь дружить или просто присутствовать в моей жизни, то тебе придется сдернуть ту маску фальшивой стервы. А если ты вжилась в роль, то лучше не приходи, потому что взамен будешь слышать только пренебрежительный тон.

Словно зомбированная, я смотрела на него. Видела только блеск глаз и тлеющий уголек сигареты. То, что он говорил, эхом отдавалось в голове. Сердце уходило в пятки от одной только мысли, что все это время он читал меня, как словарь. Молча наблюдал за моими попытками обратить его внимание на себя.

— Говори, Кролик. Просто скажи!

Но я не могла говорить, казалось, как только скажу хоть одно слово, он уйдет. Но все оказалось не так. Не дождавшись от меня ответа, Олег встал и быстро направился к дверям.

Послышалось размеренное урчание двигателя его авто и скрип ворот. Ком в горле превратился в огромную тяжелую глыбу, мешающую дышать нормально. Воздух просто застрял во мне, парализуя все тело. Ни руки, ни ноги не слушались. Темнота дома, которая мешала еще пару минут назад, стала такой необходимой, важной. Холод от мрамора на полу просачивался в каждую клетку тела. Взгляд упал на незашторенное окно. Ни намека на свет. Осень забрала надежду на ранний рассвет. Ненавижу темноту, потому что в такие моменты остаешься одна. От мыслей, которые не мучают в течение дня, уже не скрыться. Они как паутина окутывают тебя, лишая возможности бежать. Обездвиженная лежишь на горячих простынях, пытаясь найти хоть какое-то облегчение. И сейчас снова одна. Грудь сдавило, а из глаз хлынули слезы. Послышалось цоканье по каменному полу, и прохладная мордочка легла на мое плечо. Я сильно обняла худую шею пса, вдыхая аромат своего шампуня, которым теперь пахла собачья шерсть.

— Рядом, Скала… Рядом…

Глава 19

Олег

«Оповещение: Жива и вполне здорова».

— Заноза, бл**ь! — отбросил телефон, чтобы его не раздавить. Потому что желание сломать, ударить… УБИТЬ частым пульсом вибрировало в голове. Накинув халат, вышел на балкон. Казалось, что небо даже прогнулось под тяжестью серых туч. Они плотным покрывалом укрыли город, лишая даже надежды на солнечный день. Ноябрь кричал о приближающейся зиме, сигнализируя сильными порывами ветра, в которых кружилась оставшаяся листва. Он готовил прохожих к скрипучим морозам уже сейчас, румяня еще бронзового цвета щеки. В воздухе пролетали мелкие мухи снега, которые можно было разглядеть только здесь, с высоты двадцать пятого этажа, потому что, подлетая к земле, бесформенные снежинки превращались в переохлажденные капли дождя. От одного только сообщения кровь побежала по венам со скоростью света. Воспоминания вчерашнего дня накатили с новой силой. Не помогла даже пробежка. Весь вчерашний день наблюдал за ней. Ждал, что она остановится, опомнится. Но нет! Она надела маску «роковухи» и играла свою игру до самого антракта.

При каждой разблокировке, телефон делает фото, поэтому я всегда знаю, кто брал его. Никогда не ставлю пароль, потому что не храню важную информацию в бездушном гаджете, но, видимо, у Яны было другое мнение. Каково же было мое удивление, когда в галерее обнаружил одиннадцать фотографий. Не две, не пять! А одиннадцать! Это уже не праздное любопытство, а несанкционированное вторжение в личную жизнь. Ладно, сам виноват, что оставил телефон, можно сказать, спровоцировал ее. Но когда в ресторане увидел, как она что-то бросила в кофе, меня просто затрясло от гнева. До сих пор не понимаю, почему не всыпал ей по заднице прямо там, в ресторане. Нужно было перегнуть ее тонкое тельце через стеклянную перегородку и, содрав эти ужасные кожаные штаны, отшлепать у всех на виду. Чтобы запомнила. Чтобы не повторяла моих ошибок.

Думал, что, не реагируя на нее, лишу даже малейшего повода трактовать мои действия как-то иначе. Видел, как она на меня смотрит. Чувствовал, как реагирует девичье тело на меня: румянец, мелкая дрожь рук, медленные взмахи ресниц. Но разве это повод врать? Разве этим можно объяснить бездумные, абсолютно нелепые поступки? Сегодня она решила меня усыпить, а завтра? Какая-то безответственность! Наплевала на свою жизнь, а теперь и до моей добралась. Зараза!