Наизнанку

— Твой? — парень скинул тюрбан и взъерошил черные волосы. — Как только Халик узнает, что ты снова здесь, то ты уже ничего не сможешь сделать для своего города. Я думал, что ты умнее, что не вернешься, тем более один…

— Сведи меня с Халиком, — я закурил, делая глубокие затяжки. Горячий густой дым заполнил мои легкие. Кабул не тот город, где можно вычислить людей, фамилии, лица, только просматривая городские камеры, потому что их тут нет. Фура пересекла границы нескольких стран, и ни на одной камере я не нашел лиц. Шестерку в панаме я нашел уже давно. Клим работал шофером у Моисея, пока Козырев не привел своего родственника. Собственно, после этого Козыря и убрали. Но компания, с кем был Клим, остается для меня главной целью. Узнаю компанию— пойму на кого они работают. Пойму на кого они работают — пущу на корм собакам. Он станет первым. Первым и долгожданным…

— Я помогу, а ты вывезешь мою семью в Индию…

Глава 24

Яна

Рано радовалась выпавшему снегу. Земля, как по волшебству, сбросила белоснежный, почти свадебный наряд, облачившись в траурное одеяние из грязи. Собственно, все это настолько сильно гармонировало с моим душевным настроением, что становилось еще грустнее. Деревья зябко покачивались на ветру, размахивая уродливыми голыми ветками. Центральный проспект опустел. Люди старались не выходить из дома в такую погоду. Для нашей широты отсутствие снега в середине декабря — это что-то страшное, потому что морозы приходят как по расписанию — в ноябре. Они медленно осваиваются, наслаждаясь победой над «плаксивой» осенью, постепенно усиливая давление на еще хранящих тепло лета прохожих. Ветер зверствовал, показывая свою власть над нами, он резко врезался в девичьи фигурки, стараясь сбить их с ног, словно играя прохожими в боулинг. Но мы привыкли и к серому дождливому лету, лишающему нас хоть капли тепла, и к холодным ночам, морозным зимам, и растянутым, слякотным вёснам.

— Моисеева, ты хочешь промечтать еще одну пару? Я не узнаю тебя в последнее время. Сессия на носу, а ты часами смотришь в окно, будто видишь то, чего не видим мы. — Валентина Ефимовна сняла узкие очки, машинально прикусив металлическую дужку.

— Простите… — смахнув так и неоткрытые тетради с парты в сумку, выскочила в коридор и побежала в гардеробную.

Конечно, видела! Сияющая зеркальной поверхностью высотка на противоположной стороне городской плотины притягивала все мое внимание. Если аудитория, где проходила пара, находилась на стороне с видом на это строение, то стараться вслушиваться в монотонное повествование преподавателя было бессмысленно. Прошло так много времени. Слишком много. Две недели. Я не видела его две долбанные недели, а меня уже скручивало от грусти и тоски. Мечтала отмотать время вспять, только бы не сказать тех ужасных слов. До сих пор отчетливо помню вспышку гнева в его глазах, а в ушах стоит тихий шорох босых ног по паркету. Я даже не посмотрела ему вслед, не насытилась идеально очерченной спиной. От одного только воспоминания о его обнаженном торсе стало душно. Горло сжало тисками, а легкие начинали гореть, отчего каждый вдох становился мукой. Не думала, что он смог так глубоко засесть в моем сердце. Да при чем тут сердце? Казалось, что каждый орган кровоточил от тоски.

Так сильно захотелось выбежать на улицу, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Крашеные в нездоровый бежевый оттенок стены давили, вызывая ставшую привычной мигрень. Боли стали посещать все чаще, усиливаясь по вечерам, когда дом замирал в тишине, где властвовал лишь стук моего одинокого сердца. Не радовало даже то, что отец перестал пропадать на работе, засев в своем домашнем кабинете. Не радовал Снежок, заметно подросший за эти две недели, да даже малиновый диван перестал поднимать настроение.

Схватив шубу, затормозила у дверей, посмотрев на огромный циферблат электронных часов в фойе университета. Куранов приедет только через час. Мы договорились, что он доверяет мне, а я не подставляю его, предупреждая о своих передвижениях заранее. Но сейчас мне было просто необходимо сбежать отсюда.

— Моисеева! — знакомый голос за спиной выдернул из неясных мыслей. В последнее время ясности в моей жизни совершенно не хватало.

— Привет, Марат! — увидев школьного друга, стала размахивать рукой, пробиваясь сквозь толпы студентов, спешащих перекурить перед парой.

— Ну, ты краса… — он схватил за руку и стал вращать, разглядывая, как экспонат в картинной галерее. — С каждым днем становишься все краше!

— Ладно тебе!

— Ты же помнишь, я никогда не вру!

— Ага, никогда не врал, когда прятался от Наськи в мужском туалете, тиская молоденькую практикантку английского, или не врал, притворяясь больным, когда мы всем классом шли на субботник…

— Хватит…. А то я получаюсь каким-то злодеем.

— А ты хороший? Белый и пушистый?

— Ага, — он дернул меня, выхватывая стиснутую в руках шубку. — Ты снова учишься? Решила освоить все профессии мира?