Наизнанку

Глупо врать, что не зацепила. Конечно, не могла не зацепить. Грустный, опустошенный взгляд затрагивал самые дальние уголки темноты, тревожа похороненные чувства страха и тревоги. Давно не испытывал более отчетливой потребности защитить и спрятать. Все это граничило с неконтролируемым желанием наказать, а потом пожалеть. Ощущал себя садистом, но не мог по-другому. Все, что она делала, каждое движение, вздох, всхлип — все выворачивало меня наизнанку. Но Янке было мало. А для меня это было пыткой, потому что признаться в слабости перед женщиной — ерунда. Главное — невозможность быть вместе…

— Хватит… — запрыгнул в джип и стартанул, поднимая дорожную пыль в воздух…

****

— Салам!

— Салам… — продавец вздрогнул, а потом машинально потер длинную бороду, накрутив на указательный палец черную, как смоль прядь. Обвел прилавок с овощами беглым взглядом. — Деньги есть или так, посмотреть?

— Если есть, что продать, то и деньги найдутся! — отсалютовал, прислонив два пальца к козырьку черной бейсболки и снова нырнул в толпу местных. К таким, как я, тут привыкли. Хоть мы и отличались от безликой бедной массы населения, перестали бросаться в глаза. Кожаная куртка, военные светлые штаны и высокие ботинки на толстой подошве, чем больше ты похож на военного, тем менее заметен. Парадокс? Страна, изъеденная войнами, погрязла в ощущении постоянного вмешательства извне. Для людей стало нормой, что по уличному базару старого города разгуливает европеец, за поясом которого пара стволов.

Рынок находился почти в самом центре города. Снующая под ногами ребятня дергала меня за руку, рассчитывая на подачку. Карманы куртки были заполнены конфетами и мелочью, которую я горстями выгребал. С громкими криками мимо пробегали носильщики, толкающие деревянные телеги с тюками. Атмосфера оживленности, жизни, общей возбужденности давила на мозг. Воздух был переполнен ароматами специй, пота, выпечки, жареного мяса и крепкого кофе. Хаотичное людское движение, пестреющие лавки с детскими игрушками, у которых стояла орава детей. Молчаливые женщины в голубой парандже, до сих пор боящиеся скинуть глухую оболочку, несмотря на то что суровый режим талибов пал много лет назад. Они прячутся за плотной тканью, чтобы быть незаметными, чтобы слиться с неприглядной действительностью, лелея мнимое ощущение защищенности от внешних угроз.

Уши резало монотонное чириканье птиц в клетках, которыми были увешаны торговые лавки. Там, где готовилась еда, тут же стригли волосы, продавали птиц, от которых в разные стороны летели перья и опилки. Торговцы фруктами лениво отгоняли мух, слетающихся на запах гнили. Под ногами хлюпала вода, хрустел мусор. Непрекращающееся баранье блеянье, мужские крики, детский смех, лай собак.

Ускорил шаг, увидев свою машину, оставленную у обочины. И, запрыгнув, выехал на дорогу, плотно закрыв окна, чтобы не впускать непривычный спертый воздух, обогащенный разными запахами. Дорогой это было можно назвать только с натяжкой: хаотичное движение транспорта, монотонный звук автомобильного клаксона, звонкие крики. В открытых багажниках катались дети, животные и женщины, не удостоившиеся места в салоне. В открытых кузовах грузовиков перевозили скот, обогащающий и без того спертый запах. Хотелось закрыть глаза и отстраниться от этого постоянного мельтешения. Свернув с центральной дороги старого города в переулок, остановился на заднем дворе неприметного дома.

— Наскалов! Ты, что тут забыл? — как только я вышел из салона, правую руку крепко сжали, заводя за спину. — Ты же знаешь, что тебя здесь ищут!

— Знаю, Акир, знаю… Поэтому ты должен мне помочь, и я свалю.

— Как ты въехал в страну? — парень отпустил мой локоть и отпрыгнул к забору, прислонившись лбом к желтому пыльному камню. Он морщился и с силой растирал морщинистый лоб. — Ты в розыске уже три года.

— Через Пакистан. — улыбнулся, рассматривая друга. На нем была длинная светлая рубаха, коричневая жилетка, светлые шаровары и тюрбан на голове.

— Олег, у меня осталось мало людей, способных помочь в твоем деле…

— Акир, мне нужна другая помощь. Нужно найти того, кто продал фуру «кайфы». Я видел упаковку, фирменный узел Халика. Только он так скрупулезно завязывает подобные узлы бечевкой, с вкраплениями сухих стеблей мака.

— Сколько? — перебил парень, округлив глаза.

— Фуру. Я дошел до Кабула, все нити идут отсюда. Хотя его плантации находятся на юге.

— Черт! — выругался парень, а потом задрал голову к небу и стал что-то нашептывать, быстро перебирая в руках деревянные четки. — Халик давно захватил рынки Кабула, задавив всех, кто мог более-менее конкурировать. Подкупил деревни. Люди, находящиеся на грани бедности, сдавали полиции плантации конкурентов, после чего их выжигали дотла.

— Это все знаю, Акир. Ты мне скажи, как выйти на тех, кто купил. Я приехал не для того, чтобы перекраивать рынок опиата, я здесь, чтоб найти того, кто ввез это в мой город.