Накануне

Роджер Глассман, главный папин адвокат, тоже был здесь. Он велел папе молчать – ничего не отвечать даже мне, его собственной дочери.

Теперь понятно, что имели в виду сотрудники «Барнейс», когда говорили, что моему отцу и его адвокатам будет не до меня.

Понятно, почему все мои кредитные карты заблокированы.

Да, я пропустила какие-то новости. Немало новостей. И с сотню очевидных признаков того, что должно случиться.

Слухи о том, что папа занимается какими-то сомнительными делами, ходили не один год, но я никогда не прислушивалась к сплетням. Да ведь всех успешных бизнесменов время от времени обвиняли в мошенничестве! Такова цена успеха – мишень на твоей спине.

«Большинству королей отрубают головы». Похоже, настало время и папе подняться на гильотину. А все его друзья и коллеги собрались здесь, чтобы насладиться происходящим и позлорадствовать. Порадоваться его падению, тому, что на этот раз их самих эта участь миновала.

– Мисс Вероника Лодж? – подошел ко мне один из полицейских.

Я посмотрела на Глассмана. Тот кивнул.

– Да.

– Вашему отцу предъявляют очень серьезные обвинения. У нас есть ордер на обыск данных помещений, и мы полагаем, что арестуем его, когда обыск завершится. – В глазах полицейского я заметила неожиданное сочувствие, будто ему не хотелось втягивать меня во все это дело. – Возможно, вам лучше подождать в коридоре или в другой комнате, пока мы закончим.

– Послушайся его, m’hija, – сказала мама. От волнения морщинки у нее на лбу стали глубже.

– Мам…

– Послушайся его, – повторила она уже мягче, но все равно строго.

Я хотела быть храброй, сильной и гордой – человеком, который может выйти к поджидающей его толпе, к этим стервятникам, слетевшимся в нашу гостиную. Но, наверное, в глубине души я не такой человек – не тогда, когда ситуация становится по-настоящему критической. И поэтому, выйдя из папиного кабинета, я сразу сбежала в свою спальню, где надеялась побыть в безопасности, одна, без людей.

Но спальня оказалась отнюдь не безлюдным местом. Совсем наоборот. Там ждали меня мои друзья – Энни, Кэм, Ник… Слезы навернулись мне на глаза, а сердце переполнилось благодарностью. Слава богу, что у меня есть друзья, без них было бы и вовсе невыносимо.

– Привет, – срывающимся голосом начала я. – Безумие какое-то. Они просматривают все папины документы, ищут… Я даже не знаю что! Они говорят… – Я помолчала, пытаясь сдержать рыдания… – Говорят, что арестуют его.

Я опустилась на свою кровать с балдахином. Больше всего мне сейчас хотелось свернуться клубочком, и чтобы мама укрыла одеялом, погладила по спине, заверила, что все будет в порядке, хотя все указывало на то, что в порядке ничего уже не будет.

– Спасибо, – искренне сказала я. – Спасибо, что вы здесь. Что вы не ушли. Что остались рядом со мной. – Я сглотнула. – Вы настоящие друзья.

Последовало долгое молчание. Сколь бы близки мы ни были, эти люди не привыкли к такой серьезной демонстрации чувств со стороны Вероники Лодж. Может, я говорила слишком открыто, слишком искренне?

Но потом произошло что-то невообразимое: вначале хихикнул Ник Сент-Клер, – а ведь еще этим утром он признавался мне в негасимой любви. Затем расхохоталась Энни, визгливо и жутко, будто гиена. И наконец залилась смехом Кэм, та самая Кэм, которую я считала своей ближайшей подругой после Кэти. Она сгибалась пополам от хохота, смеялась до слез.

Я выпрямилась.

– Что происходит?

Кажется, я уже догадывалась, что происходит. Более чем.

– Ты думала, мы пришли, потому что мы твои друзья, Ронни? – Кэм заливалась истерическим смехом. – Я тебя умоляю!

– Вы знали, что это случится. – Это был не вопрос.

– Лапулечка, да все знали, что это случится. Наши родители уже несколько недель это обсуждают. Наверное, твои пытались оградить тебя от правды жизни. И у них получилось. – Кэм была невероятно довольна собой.

– Мы пришли сюда только потому, что хотели сидеть в первом ряду на этом душераздирающем представлении, – добавил Ник.

Это комната закружилась? Или у меня помутилось в голове? Да, папа вел сложную игру и часто действовал жестко, у него были враги, но такое? Люди, которых я считала друзьями, пришли посмеяться над моим горем? Буквально?

– А что… что это было сегодня утром, Ник? – У меня все внутри переворачивалось, когда я вспоминала об этом.

– Ах да! – У него заблестели глаза. – Это так, вишенка на торте, чтобы сделать восхитительное мгновение по-настоящему… – он поднес к губам сложенные кончики пальцев, – запоминающимся.

– Ты псих, – сказала ему я. – Неудивительно, что мне никогда не хотелось с тобой замутить.

– Ой, да ладно тебе завираться, Ронни, – фыркнула Энни. – Ты не хотела замутить с Ником только потому, что была слишком занята: мутила со всеми парнями, которые нам нравились, стоило только упомянуть их имя. Ну ты же у нас такая хорошая подруга.

Я почувствовала, как мое дыхание участилось.

– А я что, виновата, что никто не станет носить секонд-хенд, если ему предлагают «Прада»? Ты бы в зеркало на себя посмотрела…