Накануне

- Легенда - о короле, который пал в битве с франками в глухом, дремучем лесу. В этом лесу жил отшельник. Святой, конечно, чудотворец, как полагается отшельникам в легендах. И вот, в ночь, он слышит: кто-то шарит по двери неверной, точно слепою рукой. "Кто?" В ответ - имя. Имя павшего короля. Отшельник не знал, что он убит, но самое имя даже он, ушедший от мира, знал как символ жестокости и крови, молвой народной проклятое имя. Он отказался открыть. "Открой, - повторяет голос. - Именем божиим и королевским именем открой! Время бежит, и кровь бежит из ран, в обгон времени. Франки рыщут по лесу. Горе, если они настигнут меня у твоего порога". И снова отказал отшельник. Тогда ударила в хилую еловую дверь стальная перчатка. "Откинь засов, или я выбью дверь кованым наколенником, и со мной войдет к тебе в келью ночь! Берегись, старик!". Заклятия ночи испугался отшельник. Он открыл. И видит: под лунным светом - призрак в изрубленных доспехах держит перед собой отсеченную голову. Голова живет, бешеным бегом кружат в засинелых орбитах кровью налитые зрачки под взброшенным на лоб наличником. Губы заговорили, роняя черную пену: "Попущением божиим я обезглавлен франками в битве. Тысячи клянут мое имя. Но я чтил церковь и жег воск перед ликом святых и верно держал клятву своему сюзерену - богу, именем которого и ты, старик, живешь. Нет короля без бога, но нет и бога без короля. И потому святая Анна Арморейская, защитница властных, привела меня к тебе: в твоей силе возложить мне снова на плечи голову".

"Нет бога без короля!" И отшельник именем Анны Арморейской, защитницы властных, принял трясущимися пальцами кровоточащую голову из закостенелых, как стальные налокотники, захолодевших рук и наложил ее на красный срез над черным иссеченным панцирем. И призрак снова стал человеком и ушел в ночь, на розыск своих знамен, звеня золотыми шпорами о корни деревьев.

Он замолчал. Поэт, как зачарованный, смотрел ему в глаза.

- Именем Анны Арморейской! Бог мой! Какая раньше чудесная была жизнь... Но я заслушался и упустил смысл... правду этой сказки...

- Она же на самом виду, - нахмурился рыжебородый. - Если б я ударил тогда, - или теперь, - будьте уверены: и эту срезанную голову - именем Анны Арморейской или Михаила Родзянки - воссадил бы на "царственные плечи" отшельник первого ж политического перекрестка. Не николаевские плечи, конечно. Тем хуже: найдутся плечи покрепче... Нет. Надо не так...

Прапорщик ждал напряженно. Он не спросил: он ждал. Рыжебородый поднялся резко.

- Просто: взять за бороду и свести с престола. За бороду в грязь.

Прапорщик дрогнул и встал тоже.

- И вы... едете за этим? Вы ходите... за бороду? Императора Всея великия и малые и белые Руси самодержавца? Но, простите... это... еще больше романтика, чем...

Дверка купе отодвинулась с треском. В купе заглянул Мартьянов.

- Последний перегон. Скоро подходим.

Рыжебородый рассмеялся.

- Вот он - конец Анны Арморейской. Заходи, Мартьянов. Товарищ прапорщик пригласит сейчас господ офицеров.

Глава 64

В одиночку

Вокзал был занят с разбегу, без сопротивления. По асфальту перрона, взвизгивая ржавыми голосами тяжелых колесиков, раскатились, выравниваясь, пулеметы. На телеграфе и телефоне стали к аппаратам семеновцы. У станционного подъезда задержан был комендантский автомобиль: коменданта отвели под караулом в дежурную.

Рыжебородый подозвал Мартьянова:

- Слушай. Я сейчас выеду в город, на комендантской машине. На время отсутствия ты примешь у меня полномочия как единственный, кроме меня, представитель Совета.

- То есть как понять? - спросил, подтягиваясь по строевой привычке, Мартьянов. - Один поедешь? А семеновцы и пулеметчики?

- Пока останутся здесь, - ответил рыжебородый, следя глазами за солдатами, составлявшими ружья в козлы на платформе. - Гарнизон, сам знаешь, ненадежен: в секции у нас делегаты только 2-го Стрелкового были единственный в Царском революционный полк. А остальные - черт их знает, что думают. Если пойдем ко дворцу походным порядком, - еще обстреляют нас, не разобравшись, в чем дело. Пробиваться придется, - и риск есть, что царя тем временем увезут. Я решил попробовать изнутри дворец захватить: поднять внутренний караул, - там в наряд полагается целый батальон.

- В одиночку? - сомнительно покачал головою Мартьянов. - Не подходяще, по-моему. При таком случае надо народную силу показать. Чтобы вкруг дворца штыки - лесом. Я бы артиллерию привел, честное слово, броневики... Чтобы весь мир видел, какая за Советом сила.

- Сила больше почувствуется, - возразил рыжебородый, - если я один пойду. Пробьюсь не оружием, а именем одним Совета депутатов, именем революции.

Мартьянов прищурил чуть насмешливо глаз:

- Не обидься - я к тебе с полным уважением, а только... что-то это, извини, на роман похоже... Кабы бить нечем: с нами войск, смотри, не то что дворец, - Варшаву взять можно... А ты хочешь - один. Да и не дойдешь, все одно заарестуют, ежели вовсе не убьют зазря.