Наказание наградой

Если указанные авторы трактуют это иначе, причина, возможно, в том, что они придают чрезмерное значение вопросу, имеет ли отношение то, что мы делаем с детьми, к тому, в чем они провинились. Дело в том, что лишить еды ребенка, который балуется за обедом, – это почти то же самое, что запретить ему посмотреть любимое телешоу: первый вариант с формальной точки зрения более непосредственно связан с породившим его проступком (и это, возможно, устраивает взрослого), что, однако не делает саму эту меру менее карательной[630]. Аналогично этому, когда мы самым обыденным тоном объявляем ребенку, что, если он будет плохо себя вести, мы сделаем с ним то-то и то-то, это звучит не менее угрожающе, чем если бы мы проорали то же самое.

Если ребенок, качаясь на стуле, откидывается назад слишком далеко, он может перевернуться. Это естественное последствие, и тот факт, что оно подпадает под это определение, вовсе не означает, что можно позволить этому случиться: заботливый взрослый изо всех сил постарается предотвратить многие из последствий такого рода. И наоборот, если ребенка, который качается на стуле, заставят встать и простоять на ногах до конца урока, это будет наказанием. Если учитель воспринимает это как «логически вытекающее последствие», то, вероятно, потому, что он не способен придумать других способов справиться с проблемой (при условии, что это и правда проблема). Чем менее неотвратимой начинает казаться реакция на проступок, тем меньше учитель склонен обосновывать ее как логически вытекающую. И чем лучше он осознаёт долгосрочный эффект наказания, или как нам будет угодно назвать это, тем менее он склонен расценивать наказание как желательное.

Некоторые учителя и родители, по-видимому, рассматривают последствия как приемлемую воспитательную меру, если детям заранее и доходчиво разъяснили, что произойдет в случае их неправильного поведения. Предостережения подобного рода позволяют родителям гордиться собственной справедливостью и отметать все жалобы ребенка, ведь он наказан уже после того, как ему ясно и понятно объяснили, что будет за непослушание: «Послушай, я же предупреждала тебя, что тебе будет за это, разве нет?»

Но задумаемся, чему, по большому счету, способствует подобный механизм воздействия на ребенка? Перечень конкретных правил и последствий сразу создает атмосферу конфронтации, и транслируемое им послание не в том, что все члены сообщества совместно трудятся и стараются помогать тому, кто оступается, а в том, что всякому, кто нарушит этот заранее установленный непреложный закон, не поздоровится. В такой системе взрослые предстают главным образом в роли экзекуторов и обязаны на деле доказывать, что готовы привести в исполнение свои угрозы. Детей это побуждает относиться к правилам формально: сосредоточиваться на том, на какое поведение распространяется каждое правило, как оно будет применяться, какие обстоятельства могут послужить исключением и позволят избежать наказания и тому подобном[631]. Кому-нибудь наверняка захочется испытать эти правила на прочность и проверить, какие проказы могут сойти с рук. Все это, как и любой другой карательный механизм, больше просвещает ребенка в том, как применять силу принуждения, чем в том, как и почему он должен вести себя сознательно[632].

Некоторые до сих пор считают, что дети получают полезный урок, когда их заставляют пожинать горькие плоды их собственных дурных поступков[633]. В конце концов, придется же взрослому человеку заплатить по всей строгости, если он ограбил банк и его поймали. Пусть лучше ребенок сегодня усвоит этот урок и в дальнейшем не будет тешить себя надеждой, что ему удастся выйти сухим из воды, что бы он ни натворил.

Первый недостаток этого обоснования в том, что оно изначально предполагает, будто ребенок непременно извлечет урок из наказания. Представим такую картину: десятилетняя сестра дразнит маленького брата и доводит его до слез. Если родители за это на целый вечер запрут девочку в ее комнате, она вряд ли будет предаваться размышлениям о связи этого неприятного для нее последствия с ее собственной жестокостью по отношению к братишке. Гораздо вероятнее, что она весь вечер будет чувствовать, что ее мучают[634], все сильнее злиться на родителей (и у нее будет еще меньше желания обсудить с ними свое чувство ревности к брату, из-за чего все и произошло), обижаться на братишку и, возможно, обдумывая планы мести, решит действовать похитрее.