Наказанные народы

Гитлеровцы повели в Калмыкии хорошо продуманную политику. Ставка была сделана на оживление кочевых инстинктов. Так, они декларировали право калмыков разводить столько скота, сколько они сумеют, и пользоваться пастбищами, какими и где угодно. Был брошен весьма доходчивый и соблазнительный лозунг: «Мы за то, чтобы у каждого было по 100 овец и по 20 голов крупного рогатого скота»[198]. Одновременно было объявлено о роспуске коллективных хозяйств. Калмыков фактически призывали к захвату бывшей колхозной собственности. Гитлеровцы прибегли и к прямому подкупу населения, делая подарки «бедным»[199].

Однако режим, установленный немцами на оккупированной территории Калмыкии, мало чем отличался от режима в других занятых немецкой армией советских областях и районах. Передвижение между населенными пунктами было ограничено системой специальных пропусков, штрафов и наказаний, включая телесные[200]. Действовала широко разветвленная система доносительства[201]. В каждом населенном пункте был не только «избранный» бургомистр, но и назначенный оккупационной властью начальник полиции, имевший под рукой вооруженный отряд полицаев в количестве 15 человек[202].

Гитлеровцам удалось склонить часть населения к сотрудничеству[203]. Об этом говорится, например, в докладной записке представителей Центрального штаба партизанского движения, ознакомившихся с обстановкой на месте[204]. Факты сотрудничества отмечаются и в докладной записке Калмыцкого обкома ВКП(б) в ЦК ВКП(б) от 2 апреля 1943 г. В документах констатировался рост бандитских групп и усиление их активности: «Группы бандитов возвращали колхозный и совхозный скот и население, направлявшиеся за Волгу, и выдавали их немцам»[205]. В документах отмечалось также, что часть завербованных была принуждена согласиться на участие в бандах под угрозой смерти или путем шантажа. Но отмечалось также и «одурачивание» отсталой части коренного населения[206], т. е. фактически признавалась действенность вражеской пропаганды.

Какая часть населения Калмыкии была вовлечена в сотрудничество с оккупантами? Вопрос этот не простой. Председатель Совета Министров КАССР Гаряев утверждал, что с немцами сотрудничал 1 % населения, т. е. 2200 чел., если речь идет обо всем населении, и чуть больше 1 тыс. чел., если речь идет о калмыках. Цифра эта весьма сомнительна, явно преуменьшена. Кичиков осторожно замечает по поводу 1 %, что это — по «подсчетам Гаряева», а не его, Кичикова[207]. Сам исследователь в своих работах приводит противоречивые данные.

С другой стороны, в последние годы в западногерманской историографии появилась явная тенденция к преувеличению фактов сотрудничества с гитлеровцами нерусских народов СССР, и в частности калмыков. Некоторые западногерманские историки пытаются представить оккупационную политику немцев в Калмыкии чуть ли не как благо, а само сотрудничество — в виде некоей идиллии. Характерно, однако, что в этих работах заодно предпринимается попытка поставить под сомнение преступления гитлеровской армии, совершенные на территории оккупированной части СССР. В лучшем случае признаются преступления, совершенные против еврейского населения СССР. Характерной в этом плане является уже упоминавшаяся выше книга Иоахима Гоффмана.

Гоффман утверждает, что дружественные чувства к немцам проявляло будто бы большинство калмыцкого населения, о чем свидетельствуют немецкие военные документы того времени[208]. Однако другой немецкий исследователь Патрик фон Мюлен считает утверждения, будто половина калмыцкого населения сотрудничала с оккупантами, неправдоподобными[209].

Попытки представить калмыков как настроенных в своем большинстве дружественно по оношению к немцам (эта версия была пущена в оборот Доллем и Хальтерманом) опровергаются фактами. Прежде всего при подходе немцев около 25 % населения республики ушло в неоккупированные улусы и за Волгу[210]. Затем многие из тех, кого немцы пытались завербовать в контролируемые ими калмыцкие военные формирования, бежали в неоккупированные улусы.