Нахимов

Но не для того египтяне и турки объединялись, чтобы уходить от берегов Пелопоннеса, учитывая большой перевес в силах. Ибрагим-паша с восточной хитростью ответил, что он без приказания не может решиться уйти из Наварина, «но пошлёт бриг в Константинополь испросить разрешения и до тех пор, пока оный не возвратится, не будет высаживать войск на берег, не вышлет ни одного судна в море». Что ему и было дозволено.

Но обещание, данное гяурам («неверным»), можно и нарушить, «...не прошло и трёх дней, — сообщает Нахимов, — как коварный Ибрагим изменил своему слову». Англичанам потребовалась свежая вода, и ночью, скрытно от турок, они подошли к острову Занте (Закинфу). Противник не дремал: «Ибрагим, узнавши, сейчас вышел с своим флотом из Наварина и полетел в Патрас (Патры — город на северо-западной оконечности Пелопоннеса. — Н. П.)». Там в крепости располагались турецкие войска, которые ждали подкрепления. Едва десант высадился на берег, как снова началось истребление населения. Греки писали, что Ибрагим как будто задался целью опустошить страну; он вёл войну не только с людьми, но и с самой природой, вырубал виноградники и фиговые деревья. Тактика выжженной земли должна была заставить греков покинуть родные места или подчиниться.

«Кодрингтон, будучи извещён чрез своих крейсеров, немедленно вышел из Занта, догнал его и заставил воротиться обратно в Наварин». Правда, силу англичане не применяли — при численном перевесе турок это было рискованно. Они решили дождаться подхода французской эскадры, «собраться трём адмиралам, написать к Ибрагиму и требовать от него решительного ответа». Переговоры, требования, обещания... главное — никаких военных действий. Однако подобная тактика не образумила турок, а, наоборот, убедила их в совершенной вседозволенности. Восток хорошо понимает только язык силы.

Второго октября к Наварину пришла французская эскадра из семи кораблей под командованием контр-адмирала Анри Даниеля де Риньи, находившегося на фрегате «Сирена». Российская эскадра состояла из линейных кораблей: 84-пушечный «Гангут», 74-пушечные «Азов», «Иезекииль», «Александр Невский» — и четырёх фрегатов: 44-пушечные «Проворный», «Кастор» и «Константин», 36-пушечный «Елена». Даже теперь, когда объединённый союзный флот насчитывал 26 вымпелов с 1298 орудиями, он всё равно уступал противнику и в количестве кораблей, и в боевой мощи.

Едва союзные силы встретились, возник вопрос, кто будет главнокомандующим. По традиции это право должно было принадлежать высшему по чину, то есть вице-адмиралу Кодрингтону. Конечно, Николаю I и французскому королю Карлу X ничего не стоило по такому случаю повысить в звании командующих своими эскадрами, но вопрос решили ещё в Лондоне, подписывая договор: оставить командование за английским флотоводцем.

Рыкачев видел Кодрингтона, когда адмиральский катер, доставлявший командующего на совещание, прошёл под самой кормой «Гангута»: «Адмирал человек пожилой, высокого роста, имеет фигуру величественную и очень приятное лицо». Кодрингтон имел богатый военный опыт: пришёл на флот в 13 лет, отличился уже в первом сражении с французской эскадрой в 1794 году; вместе с Г. Нельсоном участвовал в Трафальгарском сражении, где, командуя линейным кораблём, атаковал испанский флагман; воевал с Наполеоном у берегов Каталонии, в 1814 году во время англо-американской войны принимал участие в атаке на Вашингтон и Новый Орлеан.

Окончание совещания адмиралов все ждали с нетерпением. «Они, — писал Нахимов, — решили послать ноту к Ибрагиму, в которой упрекали его в вероломном нарушении данного им слова и требовали, чтоб он немедленно оставил Наварин и возвратился обратно в Александрию. Но он не принял ноты под предлогом, будто его самого нет в Наварине, а без него никто не смеет принять оную. Итак, ты видишь, что турки никак не хотели иметь дружеских сношений».

Интересно замечание английского мичмана Гарри Кодрингтона, сына главнокомандующего, о поведении турок при появлении русской эскадры: «Любопытно было наблюдать, как турки удалялись от русских судов и держались нашей подветренной стороны. Когда русские суда приближались к ним, они тотчас же сторонились и бежали в нашу сторону: что-то зловещее виделось им в русских судах»¹¹⁹.

Память о сражениях с русским флотом ещё была свежа, зловещим видением для турок могли быть тени адмирала Г. А. Спиридова, моряки которого уже брали крепость Наварин (1770), или грозного Ушак-паши, как они называли Ф. Ф. Ушакова, разбившего османские корабли у мыса Калиакрия (1791).