24 июня 1854 г. Александропольский корпус перешел через Карс-чай. Анатолийская армия турок располагалась лагерем не далее, чем в двенадцати верстах, – но сражения, решающего в своей определенности, все не было. Целый месяц – лишь тревоги, аванпостные стычки и перестрелки. 16-тысячный русский корпус против целой армии.
Но вот 22 июля в русском лагере раздался пушечный салют – турки потерпели поражение на Чангильских высотах. Генерал К.К. Врангель, разбив турецкий корпус, направлявшийся к Эривани, взял Баязет.
Россия, по сути, не знала национального угнетения. Власть не особенно различала своих подданных по национальному признаку – во главу угла ставилось исполнение государственных функций, а не происхождение.
Человек мог ощущать себя кем угодно – это было его личным, интимным вопросом. Главное – дело. Главное – интегрированность в государственные структуры. Единственная форма какой-то внешней регистрации положения дел со стороны государства – это фиксация вероисповедания. Но и вероисповедание не служило ни в коей мере препятствием для государственной службы (недаром существовала даже особая модификация ордена Святого Георгия – для мусульман, где изображение христианского святого было заменено на символ российской государственности: двуглавого орла).
Все проявления национализма со стороны государства – не от особой утонченности мировосприятия, а просто реализация принципа «разделяй и властвуй». При этом коренное население империи – русские – также не было свободно от подобной политики.
Отсутствие у русских комплекса «народа-господина», когда ставят себя на верхние ступени лестницы-иерархии и отделяют других по этническому принципу, видно невооруженным глазом, достаточно посмотреть любой адрес-календарь Москвы или Петербурга, где идет фиксация высших должностей Российской империи с указанием фамилий. То же самое, если взять любые полковые списки – и рядовые, и офицеры самого причудливого происхождения, самой разнообразной веры. Но это ни в коей мере не служит препятствием их карьере.
Вообще, в армии нагляднее всего проявлялось как и это, так и наличие у человека государственного мышления, служившего еще одним оселком интегрированности. Ибо в армии рельефнее всего вычленялся государствоутверждающий стержень – критерии четки и не размыты: вот перед тобой друг или враг – воюй или замиряйся. Прошлое, когда каждый новый день без запредельных усилий мог закончиться чужеземным кровавым потоком, властно сформировал доминанту российского общества: все лучшее устремлялось в армию.
А там, каждодневно рискуя бок о бок с боевыми товарищами жизнью, было не до мелких выяснений, чей народ лучше. Хотя, конечно были и такие – в семье не без урода, но не о них речь. Речь о корне, о подавляющем большинстве, которое – независимо от роду-племени – начинало себя явственно ощущать детьми единой России, и далее – русскими, ибо в те времена никто еще не подвергал сомнению жертвенную роль Руси в собирании всех нуждающихся в ней вокруг себя.
И все вместе – солдаты, офицеры и генералы – защищали единую и родную для всех державу-вселенную. Защищали сообща. В едином строю. Где одним из множества правофланговых может по праву считаться барон К.К. Врангель.
К.К. Врангель родился в 1800 г., воспитывался в императорском сиротском доме (позднее переименованном в Павловское военное училище), откуда был в 1819 г. выпущен прапорщиком в учебный карабинерный полк, а еще через семь лет он по собственной инициативе отправится на Кавказ, где будет прикомандирован к знаменитому здесь своими боевыми делами 42-му егерскому полку.
В последовавшей скоро войне с Турцией 1828–1829 гг. Врангель отличится при штурмах наиболее мощных неприятельских укреплений, наградой за что станут ордена Святых Владимира и Георгия 4-й степени.
Первого своего Георгия барон получит за то, что в решающем сражении за крепость Ахалцых 9 августа 1828 г., командуя ротой Ширванского пехотного полка, «находился при взятии неприятельского укрепления, быв всегда впереди; поощрял примерным мужеством подчиненных и, невзирая на сильный ружейный огонь, из первых бросился на неприятельскую батарею и, по занятии оной, преследовал турок штыком до самых полисадов».
С окончанием войны Карл Карлович вернется в лейб-гвардейский Егерский полк, с которым примет участие в Польском походе. За штурм Варшавы награжден золотым оружием «За храбрость».