Наковальня или молот

Последними в зал заседаний Софийского муниципального совета вошли председатель совета Калинков и его заместитель Папазов. Толстошеий избранник банкиров, промышленников и домовладельцев Папазов устроился в кресле председательствующего, а Калинков — по правую руку от него. Сегодня он не собирался руководить заседанием. За двумя длинными столами, покрытыми зеленым сукном, уже сидели члены муниципального совета. Коммунисты — их было семь человек — занимали место по левую сторону от председательского стола. У них за спиной, на сколоченных наспех деревянных скамьях, тесно жались друг к другу жители столицы, пришедшие сюда, чтобы послушать, что происходит в муниципальном совете. В коридоре толпились, шумели и ломились в дверь те, для кого не оказалось места в зале. Председательствующий нажал кнопку электрического звонка. Маленькая дверь за его спиной моментально открылась, из-за нее угодливо выглянул секретарь совета.

— Что прикажете?

— Принеси бюджет и вели стенографам идти. Да скажи полицейским, чтобы больше никого не пропускали. Что это за нашествие гуннов? Здесь не ярмарочный балаган!

— Я хочу войти! — сказал появившийся в дверях рослый грузчик с добродушным лицом и синими глазами. Над левой бровью у него виднелся глубокий шрам, через плечо перекинута веревка.

— Эй, ты там!.. Куда лезешь? Не видишь, что нет места? — рявкнул председательствующий.

— Впустите меня!

— Кому это ты здесь понадобился? Что будешь делать в зале?

— Слушать.

— Бюджет муниципалитета — не твоего ума дело. Вон отсюда, или я прикажу связать тебя твоей же веревкой! Георгий Димитров пригнал сюда весь свой сброд из Коневицы.

— Господин заместитель председателя, прошу не оскорблять народ! — одернул его депутат-коммунист Васил Мулетаров.

— Вся Коневица здесь, в муниципалитете, а ее главаря нет. Уже несколько недель не появлялся. Мы из кожи вон лезем, о людских делах печемся, а он боится заглянуть сюда. Почему он не приходит, я вас спрашиваю?

— Не приходит потому, что министр внутренних дел натравил на него шпиков. Вы прекрасно знаете, что есть приказ об его аресте, — ответил ему самый молодой депутат Тодор Данаилов.

— Приказ, приказ… Ну и что ж? Болгарская полиция не ест людей. Мы здесь ставим на обсуждение бюджет столицы — это же миллионы, не шутка, а депутат Георгий Димитров точно сквозь землю провалился. Трусит, значит! Мы хотим услышать его выступление здесь, за зеленым столом, а не на митингах и не в «Рабочей газете». Где Георгий Димитров?

В этот момент шум в коридоре разом стих, дверь открылась, и перед депутатами предстал Георгий Димитров, в белой рубашке с отложным воротником, с подстриженной бородой цвета воронова крыла. Непокорные черные кудри обрамляли его высокий лоб.

— Я здесь! — сказал он, помахал в знак приветствия шляпой, улыбнулся и направился к депутатам-коммунистам.

Буржуазные депутаты оторопело смотрели на него. Вслед за Димитровым в зал пробрался и грузчик с веревкой. Он крякнул, осмотрелся.

— Пролез-таки! — сказал он сидевшим на скамьях людям, и на его губах заиграла победоносная улыбка.

На какой-то момент Папазов лишился дара речи. Потом, не оборачиваясь, взял из рук секретаря тяжелую папку с бюджетом и наклонился к председателю. Раскрыв папку, заслонил ею голову Калинкова и свою собственную, как это делают судьи, когда совещаются, и прошептал:

— На этот раз он не уйдет. Зови полицию!

— Сейчас нельзя — здесь полным-полно народу, не дадут. Пусть послушают — надоест им и станут расходиться, тогда и арестуем его.

— Но он может улизнуть.

— Как? Все выходы охраняются. Птице не вылететь отсюда.

— Выскочит из окна.

— Пусть попробует — окно открыто. Внизу ждут полицейские. Ты открывай заседание, а насчет остального положись на меня.

Георгий Димитров сел на свое место рядом с депутатом-коммунистом Ламби Кандевым.

— Приступаем к рассмотрению бюджета, — раздался голос толстого председательствующего. — Как известно, бюджет был возвращен…

Задремавший было старичок, что сидел возле председательствующего, встрепенулся и приставил ладонь к уху, чтобы лучше слышать, что стало с бюджетом…

— Кто просит слова? — обратился председательствующий прежде всего к своим единомышленникам, которые любили запускать руку в общественную казну и которым теперь как раз следовало бы пустить пыль в глаза людей. Но никто из них не поднял руки.

Тогда налитые кровью глаза толстошеего остановились на коммунистах.

— Пусть сначала выскажутся старые деятели, — заметил Мулетаров.

— Должен ли я считать, что никто не просит слова?

Тут встал Георгий Димитров.

— Я прошу слова! — сказал он, и по залу словно пробежал электрический ток. Димитров оперся руками о стол, посмотрел в сторону открытого окна, привел в порядок свои мысли. Они выстроились, как солдаты, готовые в любой момент броситься в атаку. Потом он посмотрел на председательствующего. Толстошеий с ненавистью встретил его взгляд, а Калинков, который собирался предать его полиции, отвел глаза и съежился в кресле.