Наковальня или молот

Митович взбежал по лестнице, пулей пролетел по коридору, остановился у председательского кабинета и постучал в дверь:

— Откройте, это я, градоначальник Митович.

Дверь кабинета осторожно открылась. Усатый градоначальник спросил:

— Кого прикажете арестовать?

— Вон его! — прошипел толстошеий, ткнув пальцем в Калинкова.

— Позвольте спросить, почему? — изумился Калинков.

— Потому что ты дал Георгию Димитрову уйти!

Митович откозырял, щелкнул каблуками, повернулся и вышел из кабинета. На улице протяжно и уныло пела шарманка

ТАК НАЧАЛОСЬ ВОССТАНИЕ

Он обошел страну мою с винтовкою в руках,

Переправлялся через реки вплавь и вброд.

Желанная звезда взошла на наших небесах,

К свершениям великим приступил народ.

Ламар

В пасмурный сентябрьский день по присыпанной соломенной трухой дороге, вьющейся по южным склонам Стара-Планины, мчался большой черный автомобиль. С проселков на дорогу выезжали телеги, груженные мелкими початками кукурузы и пупырчатыми тыквами, с участков поспевшего проса срывались стайки воробьев. Где-то в горах гремел гром, вспышки молнии озаряли свинцовое небо.

В черном автомобиле, выехавшем утром из Софии, ехали руководители восстания, которое предстояло объявить через два дня. Георгий Димитров сбрил бороду, коротко постриг волосы. На нем была поношенная темная шляпа с широкими полями, которые затеняли глаза, скрытые за зелеными дорожными очками в роговой оправе, и длинный, доходящий почти до пят светло-зеленый плащ. Васил Коларов тоже сбрил бороду и усы и надел очки. Его плащ казался совсем новым. Любимец коммунистов Врачанского округа Гаврил Генов был в офицерских бриджах, старом пальто и кепке.

Миновав село Надежда, машина остановилась. Вскоре к ней подъехал в пролетке начальник штаба повстанческой армии майор Агынский. С ним были двое молодых парней — Божидар Митрев и Васил Гюров, которым было поручено охранять руководителей восстания. Они везли с собой официальный документ, который гласил, что они являются членами комиссии, которая едет в Выршец, чтобы принять новую водолечебницу. Димитрову отвели роль инженера, а Коларову — юрисконсульта. Для вящей убедительности сбоку к машине привязали две рейки. Тронулись в путь уже впятером.

Было 21 сентября 1923 года. Центральный Комитет Болгарской коммунистической партии вынес решение: объявить восстание в ночь с 22 на 23 сентября. Болгарские фашисты, разгромившие Болгарский народный земледельческий союз и зверски убившие его вождя Стамболийского, собирались нанести смертельный удар коммунистической партии. Министр внутренних дел генерал Иван Русев готовился к расправе. 12 сентября по всей стране были запрещены коммунистические газеты, закрыты и разгромлены партийные клубы и организации. Тюрьмы были битком набиты коммунистами. Среди арестованных находилось около двух тысяч руководящих работников партии. Но из членов Центрального Комитета в тюрьму попали только Христо Кабакчиев и майор Коста Янков, возглавлявший Военную комиссию по подготовке к восстанию. Генерал Русев размахивал саблей, уже обагренной кровью народа. Черный Павле денно и нощно поддерживал огонь в топке Дирекции полиции, где сгорело множество пламенных сердец. В городах Стара-Загора и Нова-Загора восстание вспыхнуло преждевременно. Руководитель новозагорских повстанцев Петко Енев уже захватил вокзал, почту, околийское управление и готовился к штурму казарм, когда из Софии в Нова-Загору по телефону позвонил министр внутренних дел. С пеной у рта он орал:

— Приказываю немедленно сложить оружие и сдаться полиции!

Петко Енев гордо ответил:

— Никогда!

— Кто вы такой и кто вас посадил туда? — рявкнул полицейский министр.

— На этот пост меня назначил его величество Народ, который этой ночью восстал и разбил ворота вашей тюрьмы. А кто кому сдастся — это решит наша встреча у Чадыр-могилы!

Такой разговор велся между столицей и провинциальным городом в те часы, когда по поручению партии Главный революционный штаб направился во Врачанский округ, чтобы поднять массы на борьбу и повести их на Софию. С подозрительным усердием один из тех, которые крутились около Верховного военного совета, взялся организовать поездку руководителей восстания. Он обеспечил машину — красный автомобиль английского посла в Софии — и поручил шоферу Павлу:

— Поедешь через Арабаконак. Там безопаснее.

Вечером Павел зашел к Димитру Гичеву и сказал ему:

— Не понимаю, почему этот человек так настаивает, чтобы мы ехали на красной машине. Ведь она издали бросается в глаза.

Гичев подумал и спросил:

— Настаивает, говоришь? А каким маршрутом вы должны ехать?

— Через Арабаконак.

— Слушай, брат, я отменяю это решение. Вы поедете через Петрохан и заезжать в Берковицу не будете. Да еще вот что: возьми большую черную машину, а красную оставь. Ясно?

— Ясно, товарищ Гичев!

— А теперь ступай, поздно уже, хотя поспать тебе сегодня вряд ли удастся.

— Да, кто теперь думает о сне, — махнул рукой Павел.