Наледь

Семен быстро спускался по лестнице и вдруг услышал за спиной характерные щелчки высоких каблуков.

- Что ты за мной бегаешь! - сердито обернулся он к Лизе. - Что я тебе, нянька-воспитательница?

- Сеня, не надо так, - ее пухлые губы жалко задергались, в глазах появились слезы.

- Отстань!

Семен выбежал на улицу и быстро пошел в рыбный порт. Но частый топот Лизиных каблучков неотступно следовал за ним. Она всхлипывала и говорила одно и то же:

- Я же знаю, тебе так тяжело...

- Отстань!

- Ты бы не сказал такое Синельникову, кабы не драка.

Семен остановился:

- Дура ты. При чем тут драка? Такие, как Синельников, жизнь нашу обкрадывают. Пойми ты.

- Я понимаю. Только ты не прогоняй меня.

Она прижималась к нему, обнимая его за шею, и шептала:

- Не прогоняй меня, Сеня...

Он вдруг обнял ее и поцеловал в губы.

- Ничего ты не понимаешь. - Поцеловал снова и рассмеялся. - Дура ты, Лизка... Но хорошая и умнее меня.

6

Квартиру Воронов получил на втором этаже с балконом, с видом на море. Он купил кое-какую мебель: диван, стулья, два стола, шкаф для одежды, - но все это куда-то растеклось по углам, и обе комнаты казались пустынными и неуютными. И пахло в них, как на складе, - известью, клеем и чем-то похожим на жженую резину, должно быть, от новой мебели. И все-таки это была его квартира, первая в жизни. Она казалась ему непомерно большой, со множеством дверей, раковин, конфорок. И Воронов впервые почувствовал себя богатым.

А еще он купил пианино Приморской фабрики, тяжелое, как сейф, с глуховатым звуком, но мягким и приятным. Почти все накопленные на Камчатке деньги он пустил в расход и испытывал теперь некоторое облегчение. "В отпуск туда не поеду - не на что. Бросаем якорь здесь. Точка..."

За этими квартирными хлопотами пришло и душевное спокойствие. Хоть женитьба не состоялась, зато квартира есть. Тоже неплохо.

На новоселье нагрянуло много гостей. Пришел и Юпо, и Синельников с Лукашиным, и начальник производственного отдела Зеленин, и Мишка Забродин вместе с Катей, к удивлению Воронова. Но главное, пришел старый друг Воронова - Володька Терехин, тот самый Володька, с которым они хлебали армейский суп из одного котелка и который теперь стал вездесущим дальневосточным журналистом - он и корреспонденции пишет, и очерки, и черт знает чего только не пишет.

После нескольких шумных тостов, когда за столом стало оживленно и говорили кто во что горазд, Терехин потянул за собой Воронова, прихватил бутылку, и они вышли в обнимку в соседнюю комнату.

- Ну вот, старик, мы с тобой снова вместе. Встретились на краю земли. Терехин поставил бутылку на стол и взял Воронова за плечи. - Дай-ка я на тебя погляжу.

- А ты вроде еще длиннее стал, - сказал Воронов, улыбаюсь. - И уши у тебя будто отросли.

Терехин ощупал руками свои большие оттопыренные уши, беззлобно засмеялся:

- А ты все такая же язва! Эх, старик! Сегодня с рыбаками прихожу с моря, устал, как черт. Думаю, только бы дотащиться до дому. А мне говорят, что появился в нашей гавани Воронов, получил участок и уже шумит. Сколько же мы не виделись? Почти три года.

- Да, почти три. На Камчатке я изредка почитывал твои длинные очерки.

- Не могу коротко писать, беда моя.

- А ты восторгайся поменьше, оно и выйдет короче.

- Нельзя не восторгаться, Сергей. Ты смотри, что делается кругом. Вот на этом месте, где мы сейчас с тобой стоим, два года назад шумела тайга. А в бухте? Давно ли на рейде покачивались только старые кунгасы? А теперь пирсы железобетонные, новенькие сейнера! А молодежь! Сколько к нам едет орлов с запада! Это воспевать надо. Газета, братец мой, это - гимн нашему труду, а журналисты - поэты в прозе. - Он выкинул длинный худой палец. О! Выпьем за журналистов!

- Ну ладно, давай выпьем, а там разберемся. - Воронов налил в стаканы водку. - Будь здоров!

- Как твои успехи в музыке? - спросил Терехин.

- Так же, как твои в поэзии. - Воронов ткнул его в бок, и оба засмеялись.

- Мы с тобой, так сказать, нештатные творцы. С нас взятки гладки, сказал Воронов.

- Славно сказано. Выпьем за творцов.

Терехин разлил остаток водки, выпили.

- А помнишь, Сергей, День Победы? Вечерняя Дворцовая площадь, море народу и сверкающий в огнях купол Исаакия!

- Врешь, бродяга! Купол Исаакия был весь заляпан серой краской.

- Ну, значит, мне показалось. Не в этом же суть, это детали. Главное мы с тобой, два солдата-сапера, два будущих студента - строитель и филолог, идем вдоль Невы и мечтаем.

- Опять врешь! Мы просто горланили и были пьянее, чем сейчас.

- Не придирайся к деталям. Ты сказал, что, пока не построишь сотню домов, - не сядешь за пианино, а я поклялся написать сотню очерков, потом взяться за стихи.

- И полгода сочиняли песню, - усмехнулся Воронов. - Помнишь? "Ты далека, Россия, с ветрами буйными, с вихрями снежными..."

Он подошел к пианино и взял несколько резких аккордов.

- Помнишь? Кроме этих двух строчек, кажется, так и не продвинулись...

- Зато с каким жаром сочиняли...

- Кстати, почему - "Ты далека, Россия"? Этого я так и не понял.

- Мода была такая... Все куда-нибудь уезжали, кто в Германию, кто в Китай... Ну, как на стройке? Освоился?