Наливайко

— Не сделаю. Суд людской на вас еще придет. Ну, пусть этот поп, закоснелый в божьих делах, не понимает прямого пути к защите вольной жизни в родном краю. Но вы-то, князь, вы, прославленный знаниями и добродетелями, искушенный долголетней политикой короны польской, неужели вот так, прожив век на лукавстве, вы и умереть не захотите честно? На словах проклинаете Речь Посполитую, а на деле заключаете союз с наихудшими врагами нашими, со шляхтой короны польской. Своих же людей чуждаетесь. Желаете православию мощи и расцвета, а склонны об унии с иезуитами переговоры вести, во вред христианам Украины и Московии. Так лиса вертит хвостом, пока его не отрубят. Берегитесь, мы можем отрубить вам ваш лукавый хвост. Где ваши друзья, кто ваши союзники, прославленный род князей с Украины? Люди вас ненавидят, вместо того чтобы уважать. Скотом нас считаете, как и ляхи, в ярмо запрягаете, продаете своему и чужому пану. С Иваном Грозным только на библии сошлись, а с Русью по сути стали враждовать. Одинокими стали, обреченными… Вот вам и вся моя речь.

— Нас казнят?

— Да, только не сейчас и не здесь. Принимаем во внимание не только ваши лета и приговор этот откладываем. Украина захочет увидеть своею угнетателя казненным в Остроге, на площади, под игру вон той свирели, слышите?..

Наливайко умолк, давая возможность прислушаться к свирели и бубну, которые вновь как будто силились перекрыть шум пожаров в замке. Мимо мельницы в юру промчалась конница. Поблизости завопил писклявый голос испуганного человека и умолк, точно перерезанный саблей.

— Казнить вас вот так, — Наливайко показал рукою на двор, — еще сочтете обыкновенным убийством на большой дороге. Нет, мы совершим еще суд бедняцкий над вами. А пока вы имеете время оправдаться перед народом, которому, как нам казалось, вы и школы строите, грамоту прочите… Оправдайтесь же…,

3

Пани Лашка вышла к гостям, старшинам Лободы, лишь один раз, еще с вечера. Как хозяйка она должна была потчевать гостей всю ночь, но отпросилась у своего сердитого мужа и вышла только показаться им, пока они еще не были пьяны. В большой комнате, полной гостей, за столами по чину сидели полковники, хорунжие, сотники, старшины, — со всеми пришлось поздороваться молодой хозяйке.

Когда пани гетманша, немного бледная и печальная, вышла к ним, все встали с полными бокалами. Черноусый моложавый полковник почтительно сделал навстречу хозяйке один шаг и начал поздравительную речь:

— Многоуважаемой хозяйке, молодой гетманше и солнцу нашему ясному, казацкая слава!

— Слава, слава!..

— Дай бог здоровья гетману нашему, славному Григору, чтоб и жена ею была здорова, да о гетманенке, таком же, как сам, чтоб он позаботился.

— Слава, слава, слава!

Лашка еще больше побледнела от этого нескромною тоста, но губы ее улыбнулись старшинам. Гости надсадно, елейно на перегон, выпили подслащенное той улыбкой горькое и грязное шинкарское поило. Красавица Лашка почувствовала, что могла бы заставить каждого из них выпить жбан растопленной смолы, не то что горилки, и оттого еще раз — и уже непринужденно — улыбнулась. Лобода, поняв эту улыбку как примирение с ним за насильственный брак, подошел к жене и ласково предложил:

— Ты бы, моя голубка, шла спать. Не с женским здоровьем высидеть ночь с нами, казаками. А о гостях я сам позабочусь.

— Очень благодарна, пан.

— Григор, — подсказал Лобода.

Лашка впервые глянула ему прямо в глаза и приветливо кивнула головой. В глазах заискрилась та женская лукавинка, которую каждый волен читать по-своему. Общим поклоном попрощалась Лашка с гостями и с той же приветливой улыбкой на устах вышла.

Однако Лобода встревожился. Первый взгляд после такого нечеловеческого упорства и борьбы… Искренен ли он?.. Подлив себе и гостям горилки, обойдя всех друзей и выпив с каждым, Лобода улучил минуту и выскользнул к Лашке.

Она лежала в постели. В мерцающем свете каганца трудно было разглядеть лицо Лашки. Но то, что она в постели, успокоило гетмана. Нашептывая ласковые слова, Лобода как мог нежно поцеловал жену и, успокоенный, вернулся к своим собутыльникам.

На рассвете Лобода был совсем пьян, как и его гости. Пошатываясь, вошел он в комнату, где спала молодая жена.

Каганец потух. Окно завешено рядном, чтоб солнечный свет утром не помешал молодой женщине доспать сладкий сон. Подойдя на цыпочках к окну, отвернул уголок рядна и оглянулся на кровать — полюбоваться спящей женой…

В тот же миг рядно с треском слетело с окна и полетело на пол.

Гетман кинулся к кровати, упал на нее и заревел, как ужаленный сотней гадюк зверь.

В кровати было пусто и холодно, как в запущенном погребе.

Так вот какими коварными взглядами женщина покупает себе свободу! Хмель смыло злобой, гневом одураченного человека.

— Удрала-таки… Да от меня не удерешь, повенчанная жена…