Налог на Родину

То, что все понимают и с удовольствием принимают на бытовом уровне, отчего-то считается неприличным признавать на уровне государственном.

А жаль.

Жили бы сейчас себе с congestion charge, ходящими секунда в секунду троллейбусами на Невском и Тверской, с автомобилями, легально запаркованными на приватизированных участках земли под окном.

А вторичность – она меня не унижает. Некоторые признаки из числа вторичных – они, знаете ли, являются у мужчин и женщин показателем зрелости.

Меня унижает, что с нашими триллионами и нашим национальным самобытным подходом мы скоро окончательно превратимся в какую-то затратную, третьеразрядную, навечно увязшую в пробке страну.

2010

Детки в крутой клетке

Вы считаете, что ваши сынок или дочка, достигнув тинейджерства, будут копировать ваши добродетели? Или, наоборот, пороки? Ничего подобного – они будут копировать представления о крутости, популярные в их кругу

На краю садоводства, где у нас дача, есть проплешина, издревле (то есть все четверть века существования садоводства) именуемая футбольным полем. По краям пара покосившихся столбиков и правда силится изобразить ворота, но сакральный смысл проплешины в другом: по вечерам здесь собираются подростки. Жгут костер, травят анекдоты, курят, крутят романы – словом, живут свою первую взрослую (в их понимании) жизнь. Только на моих глазах уже несколько тинейджерских поколений сменилось.

Если бы наблюдатель фиксировал культурный слой, из года в год оставляемый подростками возле кострища к утру, то получил бы летопись страны. Лет двадцать назад на поле валялись пачки из-под сигарет «Стюардесса» и осколки бутылок от портвейна «777». Сейчас валяются банки из-под пива, пластиковые бутылки из-под колы, одноразовые тарелки с остатками фритов и пачки от «Мальборо лайте».

То есть прогресс налицо.

Правда, нам с женой не очень нравится проходить мимо – а к озеру другой дороги нет – этой тинейджерской помойки, и мы иногда устраиваем субботник. Собираем тарелки, стаканчики, жестянки из-под «Балтики», благо, большой мешок для мусора установлен тут же, возле скамеечек у кострища, и в этом тоже заметен прогресс.

Вопрос, занимающий нас при этом, прост. Почему, если есть мешок для мусора, подростки все равно бросают мусор на землю? Почему не убирают за собой? Ведь они вернутся на загаженное место завтра? Неужели им приятно сидеть среди мусора?

Ответ «им все равно» неверен. Строить мальчикам глазки (и шептать комплименты девочкам) куда приятнее в чистом месте. Но ответ «всему виной дурное воспитание, семья и школа» не верен точно так же.

Никакие мама, папа и классный руководитель не учат, что мусорить – это хорошо. Напротив, они искренне и настойчиво учат обратному. Однако, вопреки распространенному убеждению, дети мало подвержены влиянию родителей, точнее, тому, что родители детям говорят и что родители для своих детей делают. Это не моя гипотеза. Это научный факт, многократно подтвержденный, – взять американское исследование в рамках программы усыновления штата Колорадо, в результате которого не было обнаружено никакой связи между индивидуальными чертами 254 усыновленных детей и чертами их приемных родителей.

Что это значит? Это значит (и наша собственная жизнь, а также жизни соседей, друзей, сослуживцев, родственников и знакомых тому подтверждение), что по какой методике детей ни воспитывай, держи ты их в православной строгости или следуй стратегии потакания «kids have to be happy» – «дети должны быть счастливы», – все равно серьезных следов это не оставит. Все равно, достигнув благословенных 13, 14 или 15 лет, они тенью начнут проскальзывать мимо «родаков» в свою комнату, часами будут выстукивать пальцем sms или торчать в Интернете, нервно и беспричинно смеяться, слушать неприятную и непонятную родакам музыку – все это, повторяю, вне зависимости от того, драли родители их ремнем как Сидорову козу или же играли с ними в буриме под лампой с абажуром.

О том, что подростки взрослеют одинаково, в одинаково неотвратимых формах, причем эта неотвратимость имеет силу античной трагедии, Валерия Гай-Германика сняла блистательный фильм «Все умрут, а я останусь». Там с первого кадра понимаешь, чему суждено с девочками случиться, и понимаешь, что ничего не остановить и не поправить. Просто потому, что они живут на этой окраине, в этом микрорайоне, ходят в эту школу, а по-другому там попросту не бывает.