Налог на Родину

Все воспитательные стратегии в основном тешат самолюбие родителей, – об этом психологом из США Джудит Рич Харрис написана книга «Воспитательная ложь» («The Nurture Assumption»). Тема была развита соотечественником и коллегой Харрис Стивеном Линкером в книге «Чистый лист» («Blank State»). Но если у вас неважно с английским, вполне можно раздобыть изданную на русском «Фрикономику», в которой описано и это, и многое другое. Авторы книги – журналист Дабнер и экономист Левитт, и соавторов интересовали примерно те же вопросы, что и нас с женой во время дачных субботников: почему черные подростки в среднем учатся хуже белых, хотя в пределах одной школы они учатся одинаково? Какова в их поведении роль родительских наставлений? Какой фактор больше всего влияет на стиль тинейджерской жизни?

Конечно, ехидный читатель вправе задать еще один вопрос: «А с каких это пор экономика изучает воспитание?» – но тут-то как раз все просто. Левитт с Дабнером рассказывают, как результаты огромного исследования Министерства образования США (измерялись результаты учебы почти 20 тысяч школьников) были проанализированы при помощи экономической процедуры, называемой когнитивным анализом. Этот анализ использует статистические методы, позволяющие установить скрытые связи между различными явлениями.

Описание процедуры – 18 страниц! – пропущу, но главный вывод ошеломляющ. На детей влияет то, кем их родители являются. И не влияет то, что их родители делают. То есть важно то, что родители умны, образованны, успешны и здоровы. Но совершенно не важно, таскают ли они свое чадо по музеям или же бросают одного с чипсами у телевизора.

Подросток, замечают вышеупомянутые товарищи (и, похоже, Минобразования соглашается), наполовину состоит из того, что ему передано с родительскими генами. А еще наполовину – из того, что принято (или не принято) в его среде. И если в его школе и микрорайоне потребляют крэк и бьют чужаков, то с большой степенью вероятности подросток будет делать то же самое, несмотря на заложенную генетически гениальность, ремень в руке отца и слезы в глазах матери. А если в его окружении модно играть в поло, а также на скрипке – он будет играть. То есть дети копируют даже не родителей, а других подростков, пытаясь своим поведениям материализовать представления о том, что такое круто, а что такое отстой. А эти представления связаны не с увещеваниями, а с поведением других взрослых, на которых им хочется быть похожим (или непохожим).

А теперь вернемся на футбольное поле садоводства «Лебедевка» Выборгского района Ленинградской области.

Те мальчики и девочки, что жгут по вечерам костры, стараются вести себя так же, как ведет себя в подобных обстоятельствах крутой взрослый. Современный крутой российский взрослый человек курит крутые сигареты (но, обратите внимание, не «Беломор»), пьет пиво (но не водку), ест фастфуд и не убирает за собой.

Убирают за крутым взрослым некрутые взрослые: дворник-гастарбайтер, домработница или просто женщина, поддерживающая традиционный семейный уклад. Это мама моет полы, но их никогда не моют фотомодель и не ковбой Мальборо. Убирать за собой – признак слабости или старомодности. А подросток больше всего боится прослыть слабым и отставшим от моды.

В понятие крутости сегодня в России много чего входит, но прежде всего – деньги и сила. Это то, на чем в общественном сознании держится величие России. Россия – крутейшая держава потому, что может всем дать по морде (и Грузии вон дали!), и потому, что может тратить столько, сколько европеец никогда не потратит (и потому русскую туристку так легко отличить за границей). «Слабых бьют», – сказал однажды самый популярный в России политик, но что-то я не слышал, чтобы он хоть раз сказал, что слабым помогают и слабых защищают.

Этап воли без милосердия, власти большинства при игнорировании интересов меньшинства Европой давно пройден. Фантастическая сила того мира, что лежит к западу от нас, – именно в том, что считается у нас слабостью: в признании ошибок, в готовности к компромиссу, во внимательном отношении к мнению и амбициям маленьких стран, едва-едва вошедших в объединенную Европу. (Наша реакция: «Вот ведь козлы, никак не могут договориться! И чо они этих поляков (эстонцев, латышей, литовцев) слушают? Скоро весь их Евросоюз развалится!» – и – брыньк! – окурок из машину на дорогу, и – дрыньк! – жестянку из-под пива на поляну.) Инвалидов на улицах европейских городов много не потому, что там много пандусов или подъемников для колясок, а потому, что инвалид считается ровней здоровому (а наш понимает, что он в глазах общества – слабак, второй сорт, и потому не кажет носа на улицу).

Так что мы с женой обречены прибирать последствия чужого пира.

Ведь в нашей стране так много крутых чуваков, способных бесстрашно пойти с рогатиной на медведя, потушить лесной пожар и нырнуть на дно океана. А также потрясающей красоты женщин, способных пройтись по улице так, что сойдет с ума и евнух.