Наложница фараона

Ему было уже двадцать лет. В тот год городские власти устроили в большом зале ратуши на второй день Рождества большой пир для самых уважаемых городских ремесленников, для их семей и подмастерьев по их выбору. Андреас об этом знал (известно было заранее), но не думал, что его пригласят, ведь он работал в еврейском квартале. Однако он получил приглашение и это была радостная неожиданность.

Но вот здесь-то и подстерегало Андреаса большое огорчение. У него не было нарядной новой праздничной одежды и красивых башмаков. Не прийти по приглашению на пир было бы оскорбительно для его устроителей. Андреас собирался прийти, но никакого для себя удовольствия не ожидал. Конечно, он принарядится, но такой одежды, какая подобает такому пиру, у него не будет. И не будет ему весело и радостно.

В таком печальном настроении работал Андреас в мастерской Михаэля. Был канун иудейского зимнего праздника, называемого Ханнука. Михаэль пораньше отпустил всех и запер мастерскую. Было пасмурно, быстро темнело. Андреас проходил мимо синагоги. Он увидел нищих иудеев, которые пришли за подаянием, как приходили нищие христиане к церквам. Андреас почувствовал неловкость: почему он прежде не замечал нищих еврейского квартала, не подавал им? Он поспешно отвязал от пояса кошелек и роздал все деньги, какие имел при себе, не забывая произнести на древнем иудейском наречии свое «добрый человек». Как всегда, он спешил раздать милостыню, чтобы никто из тех, кто его здесь знал, не заметил бы его. Он закончил раздачу денег и был доволен, потому что никто не заметил, никто не подошел к нему. Но на следующее утро прибежал в его жилище мальчик из еврейского квартала и почтительно передал, что господина Андреаса Франка покорнейше просят пожаловать в один дом в еврейском квартале.

— А куда меня приглашают? — спросил Андреас.

— Мне велено проводить вас, — ответил мальчик почтительно, однако уклончиво.

Андреас немного призадумался. Участвовать в иудейском празднике он вовсе не желал, но отказаться от такого церемонного приглашения было бы неучтиво. И он пошел с мальчиком.

В еврейском квартале мальчик направился прямо к большому дому раввина Элиаса Минца. Привратник впустил мальчика и Андреаса. В зале, где на стенах висели широкие — в самых разных оттенках алого — узорные ковры, уже собралось много мужчин с покрытыми головами. Одни были в шапках, отороченных мехом, другие — в круглых, шитых золотом, третьи — в фетровых с такими небольшими твердыми полями. Андреас заметил Михаэля с сыном, и Маркуса и Бэра, дружелюбно улыбнувшихся ему.

Элиас Минц, плотный светлобородый человек в бело-золотистом одеянии, вышел вперед и подошел к гостю. Андреас смутился.

— Скромное милосердие этого христианского юноши, — начал раввин, — может служить примером для многих молодых людей нашей общины. Он творит милостыню, не помышляя о вероисповедании, но думая лишь о нужде и нищете несчастных, которым он отдает свои последние деньги. Но и его цветущей юности не чужды простые человеческие радости. Мы знаем, что он приглашен на пир в ратуше, а у него нет достойной нарядной одежды. Это огорчает его, как и должно огорчать такого молодого человека, но все же он последние свои деньги отдал нищим у синагоги. Этот юноша, Андреас Франк, обучен ремеслу в нашем квартале почтенным Михаэлем. То, что этот юноша приглашен в ратушу вместе с лучшими, достойнейшими ремесленниками христианского города, — честь и для нас. Поэтому все мы просим его принять эти собранные нами для него деньги, чтобы он мог на эти деньги заказать себе нарядное платье.

Тут выступил из группы стоявших у двери Михаэль и подал раввину большой кожаный кошель. Раввин протянул кошель Андреасу.

Андреас был тронут. Эта праздничная комната, нарядные люди, умная добрая эта речь, — все вызывало слезы на его глазах. Он взял кошель левой рукой, а правой — рукавом — невольно отер глаза. И распрямившись, посмотрел на Элиаса Минца — глаза в глаза. Радостно прочел он в глазах раввина понимание, почему Андреас не может остаться и принять участие в иудейском празднике. Стало быть, и этот человек разделял мнение Андреаса, что христиане и иудеи не должны и не могут молиться вместе. Андреас низко поклонился — сначала — Элиасу, а затем — одним поклоном — остальным собравшимся. Раввин приблизился к юноше и положил ему ладони на плечи. Андреас увидел, что Элиас Минц залюбовался его красотой, и тотчас Андреас опустил глаза смущенно.

— Прежде, чем мы простимся с тобой, Андреас Франк, — сказал раввин, — позволь нам рассказать для тебя одну старинную притчу… — Раввин повел рукой и подошел к нему Ари в праздничной одежде. — Расскажи эту притчу, — сказал ему раввин.

Андреас увидел, что его племянник гордится возложенной на него ролью, и Андреасу было приятно.