Нам идти дальше

Баку… Шумный портовый город. Полиции велено строго — не допускать контрабандной торговли. Морем и по сухопутью через Батум и другие порты Закавказья провозят табак, вина, шелка.

Именно тут, в доме азербайджанца Али-Бабы, группа искровцев устроила небольшую типографию. Ее конспиративное название «Нина». Среди организаторов — Ладо Кецховели, Красин, Кнунянц — энергичные бакинские социал-демократы. Достали денег, печатную машину и по указанию «Искры» образовали конспиративную транспортную группу «Лошадь».

А с кишиневской типографией плохо. Провалился Аким. В конце концов охранка добралась до Акима и накрыла типографию.

— Грустно, — вздыхал Георгий Валентинович. — Ну, а как вы считаете, здесь, в Лондоне, вы в безопасности? Боюсь, что нет.

Владимир Ильич улыбнулся; не успел он ответить, как Бабушкин отозвался из угла:

— Какой же революционер, простите, ищет безопасных мест?

Георгий Валентинович снова показал, как великолепно он умеет владеть собой. Замечание Ивана Васильевича ему не понравилось. Но он постарался все обратить в шутку, рассмеялся и сказал:

— О, друг мой, в принципе вы правы, но в бою командир обычно держится в таком месте, где он наименее уязвим. Между прочим, мне хочется о многом с вами поговорить, молодой человек.

— Ужинать! Ужинать! — звала Засулич.

После ужина опять разговаривали о делах. Георгий Валентинович взялся за Бабушкина, расспрашивал так подробно о его жизни и работе в России, что Юлий Осипович сказал, шутя:

— Дорогой Георгий Валентинович, это уже не беседа, а допрос с пристрастием.

А Иван Васильевич хмурился, отвечал коротко, его разбирала досада, но, видя, как учтиво и радушно относится к женевцу Владимир Ильич, старался подавить в себе недобрые чувства, — ведь и для него Плеханов был «богом». Только почему он, бог, так по-барски себя ведет? Точно он, Плеханов, и есть хозяин «Искры».

— Приезжайте ко мне в Женеву, — звал Плеханов к себе Ивана Васильевича.

— Нет, я в Россию скоро вернусь, — отвечал Бабушкин, — уже пора мне!

Чем независимее вел себя Бабушкин, тем больше он нравился Георгию Валентиновичу. Но тщетны были попытки женевца приблизить к себе молодого рабочего, так импонировавшего ему смелостью, даже резкостью своих суждений и просто милой привлекательностью, еще больше возраставшей от сознания, что это — твой соотечественник, родной и близкий по духу человек. За несколько дней, проведенных Георгием Валентиновичем в Лондоне, ему так и не удалось расположить к себе Бабушкина. Непринужденный, дружеский разговор у них не получался. Глубоко уважая Плеханова, Иван Васильевич, впервые увидев автора знаменитых книг, все же не мог отделаться от впечатления, что перед ним большой барин, хоть он и теоретик-марксист.

В один из этих дней снова всплыл вопрос о переезде «Искры» в Швейцарию.

Вечером провожали в Женеву Плеханова. Слева от него шла Засулич. Справа сам Георгий Валентинович держал под руку Бабушкина, который еще никогда в жизни не испытывал такой неловкости, как в эти минуты.

Владимир Ильич и Мартов шли чуть сзади.

— Есть у меня одно соображение, — сказал Мартов Владимиру Ильичу. — Видимо, недалеко время, когда нам все-таки придется переехать в Швейцарию. Только прошу не удивляться, что я об этом заговорил. Тут есть серьезная причина.

— Какая? — спокойно спросил Владимир Ильич, хотя в душе у него шевельнулось что-то тревожное.

Юлий Осипович покашлял. Он знал, что Владимир Ильич категорически против переезда в Женеву. Но вот какие соображения кажутся Юлию Осиповичу вескими. Съезд, вероятнее всего, состоится будущим летом. Задолго до съезда придется собрать делегатов и начать с ними разговоры. Надо будет прочитать им лекции, рефераты. А где лучше это сделать, как не в Женеве, которая, что ни говори, сосредоточивает в себе цвет русской политической эмиграции.

— Здесь, в Лондоне, это будет гораздо труднее сделать, — говорил Юлий Осипович. — Я исхожу из чисто практических соображений. И, пожалуйста, прошу не думать, что я тут бросаюсь в очередной зигзаг. Я не забываю интересов «Искры».

— Нет, батенька, — возразил Владимир Ильич. — Это все-таки зигзаг. В Женеву нам переезжать нельзя. Лучше позовем делегатов съезда сюда. Там будет труднее их обрабатывать, бороться с чуждыми влияниями.

Юлий Осипович продолжал доказывать свое. В Лондон звать делегатов? А кто тут будет с ними заниматься? Нет, в Женеве куда лучше. Там можно провести обширные дискуссии, поспорить.

— Ну и получится дискуссионный клуб, я в этом вижу мало пользы, — твердил Владимир Ильич.

Переходили Темзу. Город весь искрился огнями. От реки пахло смолой и каменноугольной гарью. Юлий Осипович страшно раскашлялся, так сильно, что не смог говорить. Владимир Ильич участливо смотрел на него искоса и из чувства такта молчал, — ждал, пока его собеседник уймет свой кашель и снова станет способным к продолжению разговора. Но вот Юлий Осипович наконец произнес:

— Я стою за свободное волеизъявление. Пусть каждый сам говорит, что хочет, и выслушает все другие возможные точки зрения.

Тут Владимир Ильич возразил: