Нам не дано предугадать. Правда двух поколений в воспоминаниях матери и сына

Следующая часть путешествия была много хуже первой. Нам пришлось ехать в тылу у отступающей армии вдоль железной дороги, не имея возможности выбирать другой путь, это была единственная дорога через бесконечный сибирский лес – тайгу. Было опасно съехать с главной дороги – могли поймать отряды восставших крестьян, можно было потеряться в диких лесах. И так мы ехали длинной цепью вдоль железной дороги, иногда по самим рельсам, в постоянной опасности быть раздавленными поездом, и каждую ночь, так же как и раньше, у нас были трудности с ночлегом. Часто мы ночевали в разных домах, уже занятых солдатами, и были счастливы, если находили среди них место вытянуться на полу. Мы очень уставали, но мороз был слишком сильным, чтобы ночевать на свежем воздухе, и нас больше не пугала спертость воздуха в этих маленьких, переполненных избах, да и об опасности тифа мы особенно не думали. Сон и тепло – это было все, в чем мы нуждались после 10-часовой езды по плохой дороге и холоду.

Однажды мы остановились на целый день в маленьком городке, называвшемся Мариинск, чтобы дать отдых себе и лошадям. Походив по улицам и наблюдая, что происходит, я понял, что надежды на активное сопротивление этой части армии нет. Армии больше не существовало, это было скопище людей без дисциплины, только немногие из них решили сопротивляться до конца и отправиться на восток, чтобы присоединиться к Транссибирской армии, возглавляемой Семеновым. Солдаты и казаки грабили население деревень, и офицеры были бессильны остановить их. Наихудшие сцены, которые я когда-либо видел, я наблюдал этой ночью в Мариинске, когда толпа солдат захватила винокуренный завод и разделила между собой все найденное вино. Следующим утром, когда мы выезжали из города, мы видели банды пьяных солдат, орущих и стреляющих, и тела замерзших до смерти, лежащие на улицах.

Пять дней прошли в этом горестном пути через тайгу с отступающей недисциплинированной армией. 1 января 1920 года мы приехали в Ачинск, маленький город около ста верст от Красноярска, где я ожидал вскоре встретиться с семьей. Лошади были так измучены длинным путем по гористой местности, начавшейся после Мариинска, что мы были вынуждены остановиться в городе на день. Мы проехали 1600 верст от Омска, и, если бы не это глупое промедление в Новониколаевске, я был бы уже с семьей на пути на восток.

Комендант города предупредил нас, чтобы мы не задерживались надолго, так как красные уже недалеко и весьма вероятно, что большие банды партизан перережут дорогу на Красноярск. Но мы не могли ехать из-за состояния наших лошадей и решили провести часть ночи здесь и двинуться до рассвета. Это была тревожная ночь. Выстрелы слышались совсем близко к городу, среди ночи раздался сильный взрыв боеприпасов, а потом дошло известие о том, что красные вступили в город. Мы не спали совсем и перед рассветом начали запрягать лошадей, хотя они и не годились для длинного пути. Наконец все было готово, и мы собирались уже двинуться, как вдруг затрещали пулеметы, как раз в том направлении, куда мы должны были направиться. С отчаянием мы поняли, что выехать из города невозможно, ночью он был окружен красными. Они стреляли вдоль дороги на Красноярск так, чтобы никого не выпустить. В неверном утреннем свете мы увидели солдат с ненавистной красной звездой на шапках, триумфально входивших в город. Моей первой мыслью было бежать верхом по какой-нибудь другой дороге, но вскоре я понял глупость этого плана: если бы я не замерз в этой незнакомой дикой местности, меня, несомненно, захватили бы красные или партизаны. Я подумал обо всем, что я вынес, начиная с Тюмени: мое заключение, первое бегство из Омска, летнее отступление с госпиталем, шестинедельное путешествие по холоду, полное лишений, предпринятое, чтобы уйти от большевиков, что же теперь – опять попасть к ним в заключение или даже хуже?! А моя семья, оторванная от меня и, возможно, продвигающаяся сейчас к Дальнему Востоку, – когда я увижусь с ней снова?

Времени думать не было, мы должны были действовать быстро: сожгли все компрометирующие документы, спрятали несколько наших ружей в снег и разделили между собой деньги. Затем мы водрузили большой флаг с Красным Крестом на крыльце, распрягли лошадей, распаковали некоторое госпитальное оборудование, чтобы было ясно, что мы – мирная организация Красного Креста.

Как раз когда мы кончили эти приготовления, во двор вошел патруль и приказал идти к новому военному коменданту, чтобы зарегистрироваться. Нам было приказано оставаться в городе, лошадей и телеги у нас отобрали. Когда я сам пошел отметиться у коменданта и сказал ему мою фамилию, тот презрительно посмотрел на меня и спросил:

– Князь Голицын?

– Нет, доктор Голицын, – ответил я и показал ему некоторые из моих документов без титула, думая о трудностях, которые теперь будет доставлять мне моя фамилия.