Нам нельзя

Максим: «Саш, приходи сейчас в парк Горького. Хорошо подумай. Я буду ждать тебя у центрального входа».

Я молча откладываю телефон в сторону.

И вновь хватаю его, потому что следом прилетает вторая смс.

Максим:«Кажется, полгода назад ты в Сочи потеряла это. Нужно забрать, иначе я выкину», — в сообщении он прикладывает фотографию моего кулона на золотой цепочке, подаренного мне мамой еще в детстве. Обычно я никогда не снимаю его, но вроде бы сняла еще в ту новогоднюю ночь, чтобы не задохнуться в порыве страстных игр с Максом. Я думала, что безвозвратно потеряла его, и даже уже смирилась с этим.

— Саш, у тебя все в порядке? Может, водички? — Денис касается моей руки на столе, но я быстро одергиваю ее, не в силах переносить физический контакт с этим мужчиной.

— Знаешь, ты идеален, но…, — немного растерявшись от нахлынувших эмоций, я поспешно встаю из-за стола и хватаюсь за сумочку.

— Ты куда? Саш!

— Туда, куда мне нельзя, — шепчу я с отчаянием. Глаза Дениса округляются, он буквально цепенеет, осознавая, что я сейчас просто кину его посреди идеального свидания, приготовленного специально для меня. — Прости, я не для тебя.

— Погоди! Саша! — кричит он мне в спину.

Я выбегаю из ресторана и быстро ловлю желтое такси. Сажусь внутрь, словно опускаясь на иголки. До парка Горького доезжаем быстро, выходной день как-никак. Вечерний летний ветер заставляет съежиться, когда выхожу из машины и направляюсь к входной арке парка, высматривая в прохожих знакомое до боли лицо.

Сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Неужели сейчас увижу его? А может, я сплю? Не верю, что написал. Не верю, не могу поверить. Пока своими глазами не увижу. Где же он?

Внезапно кто-то едва ли не сшибает меня с ног, проезжая мимо на скейте. Я замираю, словно прикованная к земле, пригвожденная к асфальту.

Он тормозит скейт и снимает черную кепку, открывая мне черты своего наглого, харизматичного, довольного, как у кота, лица. Огромный взрыв происходит где-то внутри меня, подо мной, под Москвой… и надо мной. Взрывается вся Вселенная, а потом схлопывается до омутов его синих глаз.

Я таких больше не видела…

— Ты для кого такая красивая, Снегурка? Так быстро нарядилась и укладку сделала? — и это, черт подери, первое, что он мне говорит. Топнув каблуком по асфальту, я вооружаюсь сумкой и подбегаю к Максиму, замахиваясь на него со всей дури.

Слезы застревают в горле, а потом прорываются бесконечным водопадом, вместе с инстинктивными движениями рук. Со стороны это выглядит так, словно зайчишка пытается избить медведя своим пушистым хвостиком, но я все равно даю волю чувствам, пока не понимаю, что плачу уже в кольце из его рук, крепко прильнув к груди Максима.

Он согревает меня мгновенно, и вот я уже не чувствую прохладного Московского ветра.

Максим

— Ну все, все, успокойся, Саш, — сжимаю ее обеими руками. Наверное, излишне крепко, но во мне сейчас столько всего кипит, что контроль улетает к черту. Хотя, кому я вру, он улетел еще в тот момент, когда я выцепил ее стройную фигурку в разношерстной безликой толпе и залип, едва не задохнувшись от переизбытка бушующих эмоций. За месяцы вдали от нее они не утихли, а затаились глубоко в сердце, куда я их загнал, окружив несокрушимым барьером. Я мнил себя сильным, решительным и стойким, настоящим мужиком, а не сопливым пацаном, подыхающим от неразделённой, на хер никому не сдавшейся любви.

Как бы не так. Все предохранители вышибло, стоило узнать ее хрупкий силуэт в летящем летнем платье. Увидел еще издалека. Она не шла, а парила над землей, бежала ко мне… Снегурка моя. Красивая, хрупкая, обалденная девочка. Какой же я дебил. Глупо все вышло. По-дурацки нелепо. Неправильно. Я же… блядь, я и есть сопливый идиот, упёртый ревнивый пацан, не сумевший побороть собственную гордость.

И как мне говорить с ней после того, как облажался по полной программе? Как объяснить? Как снова заставить поверить, когда отступился в самом начале наших отношений. Гребаный максимализм. Что мне стоило позвонить ей раньше? Выяснить всё? Мне ли не знать, что для правильных поступков тоже есть свой лимит времени?

Снова вру… Знал я все и понимал, но был непробиваемо уверен, что ей ничего не нужно. Ни от меня, ни со мной, и тупо боялся в очередной раз обломаться.

Черт, я же до последнего убеждал себя, что она не придет. И у меня нет никакого четкого плана, ни заготовленной речи и колбасит так, что все мысли в голове скачут как оголтелые. Как только первый шок прошел, я начал импровизировать. Остановил мимо пролетающего мальчишку и выторговал у него на пять минут скейт и кепку. Помирать так с музыкой. Если даже Сашка пошлет меня куда подальше, то хотя бы не забудет нашу фееричную последнюю встречу.