Нам нужна великая Россия (СИ)

- В пользу наследника своего, Алексея Николаевича, и вверили до времени регентство брату своему, - эта помпезность была у Михаила от учителя, Витте, словил себя на мысли Столыпин. - С назначением нового правительства. Тяжесть минуты потребовала в правительство назначить Александра Ивановича Гучкова....

Столыпин слушал с замиранием сердца. Значит, они своего добились. Они - это кадеты, октябристы...А ведь прежде он надеялся на рабочую, толковую Думу, видел опору и основу ее в лице Гучкова...Как же он тогда ошибся!..

- Но кто же станет премьером? - только и спросил Столыпин.

- А премьером брат наш волею своею назначил единственного человека, в котором видел все силы для того и задатки.

Гучков многозначительно улыбнулся.

"Ему передали пост? Что ж. Понятно..."

Милюков покачал головой, поглядывая на Гучкова.

"Точно ему. Вот ведь!" - и добавил непечатно.

- Брат наш просил передать, что однажды человек этот уже отказывался от столь важного бремени...

"Гучков - тот отказался войти в состав правительства, слишком много запросил" - подумал Столыпин.

- Указав, что это будет против его совести. И тогда брат наш...

Столыпин ничего не подумал - он просто сделал шаг назад. В единый момент седины на его голове прибавилось вдвое.

- Приказал ему принять этот пост. Петр Аркадьевич, - Михаил по обычной своей привычке не смотрел собеседнику в глаза. - Брат наш указал, что без предоставления Вам премьерского поста на этот шаг пойти не может. И он приказывает Вам принять премьерский пост.

Кутепов вовремя поддержал начавшего было оседать Столыпина.

В один миг Петр Аркадьевич оказался монархистом более, чем сам царь.

- Будем работать, Петр Аркадьевич, как в старые добрые. Я же говорил, зря Вы так, зря, - хитро прищурился Гучков.

- Возмутительно! Силы реакции! Силы реакции! - подал голос Милюков, но под взглядом Кутепова сменил тему. - Однако Михаил Александрович ни в коем разе не соглашался принять решение о регентстве без Вашего премьерства. Что делать! Что делать! Порядок, порядок, порядок сейчас требуется! Силы радикализма...

"Власть взял - теперь ему социалисты незачем" - заключил Столыпин.

Шульгин - тот лишь улыбался сквозь кашель.

Отчаянно кружилась голова.

Конец части первой

Часть вторая

Глава 11

Пока в министерском павильоне шла оживленная дискуссия, мимо двигался отряд юнкеров.

- И где же тут Хабалов увидел безусых детей? - сквозь зубы проговорил Столыпин.

Бородатые мужики, лет под тридцать, а то и скоро, смешно смотрелись в юнкерской форме.

- Дети, понимаете ли, - добавил Столыпин.

Если бы тысяч десять таких детей в первый день революции встала под ружье, никакой революции не было бы. Кажется, один из этих юнкеров был даже знаком Петру Аркадьевичу. Что-то знакомое было в этом лице. А, точно! Он видел его при прошлом посещении юридического факультета, профессор Петражицкий ему лично представил своих учеников. Добавив, что зря тратил время на думскую чехарду: столько материала мог бы собрать для планировавшегося труда по логике. Впрочем, развивать свою мысль он не стал. Отход от кадетской линии не означал, что все "обиды" на премьера забудутся. Если Родичеву хватило "ума" орать колкости в думской зале (и убегать коридорами от премьера), то десятки кадетов предпочитали отыгрываться на страницах печати.

"Каждому рот не заткнешь" - разводила жена руками. Столыпин и вовсе ничего не комментировал. Но то, что партии была дана установка критиковать любую мысль, от правительства исходящую, - знал. Социалисты, и те отставали от кадетской печати в поиске недостатков и критике.

Что же изменилось сейчас?

- Мы от линии партии не отходим. Мощная работа на благо Родины, в полном соответствии с мнением Думы, это гласа народного... - затянул Милюков.

Бывший (и нынешний) премьер вздохнул. Это было надолго. Кажется, в самой "партии народной свободы" не любили слушать эти долгие речи. Однако же...

- Понимая всю тяжесть момента, мы готовы протянуть руку помощи очистившейся власти...Великий князь Михаил Александрович есть надежда общественности на ответственное министерство.

- В прошлый раз Вы отказались, милостивый государь, - не смог промолчать Столыпин.