Нам нужно поговорить о Кевине

Такие разговоры заставляли Шиван нервничать: это была домашняя ересь. Но в ней, кажется, что-то сломалось, и она не могла больше продолжать твердить подбадривающие фразы. Так что вместо того, чтобы предсказывать, какие радости меня ждут, когда Кевин станет маленькой самостоятельной личностью, она мрачно сказала:

– Ох, я понимаю, о чем вы.

– Скажи, Кевин… он реагирует на тебя?

– Реагирует? – Этот ее сардонический тон был чем-то новым. – Можно и так сказать.

– Когда ты днем с ним, он смеется? Гулит радостно? Спит?

Я осознала, что все эти месяцы я воздерживалась от того, чтобы спросить ее об этом, и что поступая таким образом, я злоупотребляла ее добротой.

– Он дергает меня за волосы, – тихо сказала она.

– Но все дети… Они не понимают…

– Он очень-очень сильно дергает. Он уже достаточно подрос, и я думаю, он понимает, что это больно. И, Ева, тот прекрасный шелковый шарф из Бангкока… Он изодрал его в клочья.

Блям! Блям! Кевин проснулся и принялся колотить по металлическому ксилофону, который ты (увы!) принес как-то домой; таланта к музыке у него явно не было.

– Когда он остается со мной, – сказала я поверх этого шума, – Франклин называет это поведение «капризы».

– Он выбрасывает все игрушки из манежа, а потом кричит и не перестает кричать, пока их все не положишь обратно. А потом он снова их выбрасывает. Вышвыривает.

Б-б-блям-плям-БАМС! ПЛЮХ! П-П-П-плямплямплямплям! Послышался громкий лязг, по которому я поняла, что Кевин выпихнул инструмент между прутьями кроватки, и тот упал на пол.

– Это безнадежно! – в отчаянии сказала Шиван. – То же самое он делает в своем стульчике для кормления – с хлопьями, овсянкой, галетами… Вся еда на полу, и я ума не приложу, откуда у него столько энергии!

– То есть, – я коснулась ее руки, – откуда у тебя столько энергии.

Уаа… Уаааа… Уауааа…

Он завелся, словно газонокосилка. Шиван и я посмотрели друг другу в глаза.

Уааа-эээ! ЭЭЭеее! ЭЭЭЭЭЭЭ! ЭЭАЭЭЭЭЭЭ!

Ни я, ни она не поднялись со стульев.

– Конечно, – с надеждой сказала Шиван, – я думаю, все иначе, когда это твой ребенок.

– Ага, – сказала я. – Совершенно иначе.

– Раньше я хотела большую семью, – сказала она, отведя взгляд. – Теперь я не так в этом уверена.

– На твоем месте, – сказала я, – я бы десять раз подумала.

Паузы в нашей беседе заполнял ор Кевина, а я боролась с поднимающейся в душе паникой. Я должна была сказать что-то, чтобы предотвратить то, что на меня надвигалось, но я не могла придумать ни одной реплики, которая бы лишний раз не оправдала бы то, что я так горячо желала предотвратить.

– Ева, – начала она, – я выбилась из сил. Я думаю, Кевину я не нравлюсь. Я молилась до изнеможения – о терпении, о любви, о силе. Я думала, Господь меня испытывает…

– Когда Иисус сказал: «Пустите детей»[98], – сухо сказала я, – не думаю, что он имел в виду работу няни.

– Ужасно думать, что я подвела Его! И вас, Ева! И все-таки, как вы думаете, есть хоть какой-то шанс… что я могу быть вам полезна в «Крыле Надежды»? Все эти путеводители – вы ведь говорили, что информацию для многих из них находят студенты, и все такое. Не могли бы вы… Пожалуйста, пожалуйста, отправьте меня в Европу или Азию! Я отлично поработаю, обещаю!

Я обмякла.

– Ты хочешь сказать, что увольняешься.

– Вы с Франклином обращались со мной очень прилично, вы должны считать меня ужасно неблагодарной. Но все равно ведь, когда вы переедете в пригород, вам придется искать на мое место кого-то другого, так? Потому что я приехала сюда с намерением и решимостью жить в Нью-Йорке.

– Я тоже! Кто сказал, что мы переедем в пригород?

– Франклин, разумеется.

– Мы не переедем ни в какой пригород, – твердо сказала я.

Она пожала плечами. Она уже была далека от нашего маленького мирка и сочла, что это недопонимание не ее дело.

– Может, тебе прибавить зарплату? – жалко предложила я – видимо, постоянное проживание в этой стране стало на мне сказываться.

– Зарплата отличная, Ева. Я просто больше не могу. Каждое утро я просыпаюсь и…

Я прекрасно знала, как она чувствует себя по утрам. И я больше не могла с ней так поступать. Думаю, я плохая мать, да и ты тоже всегда так считал. Но в глубине моей души изредка проглядывает материнская сущность. Шиван была на пределе. И хотя это шло совершенно вразрез с нашими интересами, в моей власти было даровать ей земное спасение.

– Мы готовим новое издание по Голландии, – угрюмо сказала я: у меня было ужасное предчувствие, что Шиван уволится прямо сейчас. – Хочешь этим заняться? Нужно будет оценить хостелы в Амстердаме. Там подают отличный рийстафель[99].

Шиван, забывшись, бросилась мне на шею.

– Хотите, я попробую его успокоить? – предложила она. – Может, у него подгузник…

– Сомневаюсь – это было бы слишком рациональным объяснением. Нет, ты и так отработала полный день. И возьми выходные до конца недели. Ты совсем выбилась из сил. – Я уже пыталась умаслить ее, чтобы уговорить продержаться до тех пор, пока мы не найдем ей замену. Черта с два.