Нам здесь не место

Все вокруг нас смеются, поднимая руки к небу. Вместе мы воем, курлычем и вопим, празднуя нашу победу. И когда нас так много и наши голоса звучат так дружно, их не заглушить даже поезду. Мы торжествуем.

Мы это сделали!

Мы не из тех, кто остался там, позади, прекратил бег и теперь вынужден дожидаться следующего поезда. Мы уже не те, что были прежде, когда раз за разом просыпались от притаившейся за окном опасности и ожидающей нас страшной участи.

Теперь мы бойцы. Мы те, кто осмелился рискнуть, когда почти не было шансов.

Мы сами определяем свою судьбу.

Поезд мчится все быстрее, и наши лица овевает горячий ветер. Нас нещадно жарит невозможно яркое солнце. Мы сидим, просунув пальцы в маленькие отверстия решеток на крыше вагона, и держимся изо всех сил.

И хотя мы по-прежнему боимся, хотя страх никуда не делся, это уже другой страх. Теперь он смешан пополам с надеждой, которая так нужна, когда ты мчишься навстречу неизвестному будущему.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ El viaje Путешествие

Пульга

Думаю, прошло уже несколько часов с тех пор, как мы сели на поезд. Но я могу и ошибаться. У меня такое чувство, будто мы уехали из Барриоса уже несколько лет назад, хотя с тех пор прошло всего три дня. Мне стало казаться, что время сдвигается под моими ногами, прогибается и трескается, словно земля при землетрясении.

Волнение, которое все чувствовали, когда поезд только выехал из депо Арриаги, постепенно улеглось; с обеих сторон нас хлещут ветви деревьев, солнце жжет кожу. Я смотрю на привалившегося к Крошке Чико. Руки моих друзей переплетены. Крошка отвечает на мой взгляд, у нее усталые глаза, но она пытается улыбнуться.

От нестерпимой жары я тоже чувствую себя измотанным, но не разрешаю себе уснуть. Мое тело раскачивается под стук колес в ритме Ля Бестии. Неожиданно я вспоминаю, что пообещал себе сделать, когда окажусь на поезде. Я быстро тянусь к рюкзаку, расстегиваю молнию и нащупываю кассетный плеер с наушниками. Надев их, я включаю звук на полную мощность. Состав раскачивается, и я крепко держусь за решетку в крыше вагона. Густая зелень деревьев, залитая яростным солнцем, проносится мимо меня. Я нажимаю кнопку воспроизведения.

В ушах раздается короткий громкий стук — это захлопнулась дверь. Потом я слышу, как скрипит матрас, когда кто-то садится на него. А затем раздается голос моего отца: «О’кей, Консуэло, вот тебе следующая песня, я всегда ее любил, помнишь? Но теперь, когда я ее слышу, думаю о тебе и вижу, как ты танцуешь. Только ты как будто танцуешь во дворе у моей мамы, а вокруг много людей, и все это происходит на нашей свадьбе. Даже поверить не могу, что я взял и ляпнул такое! Ты понимаешь, что из-за тебя я начал вести разговоры о всяком банальном дерьме? Ха-ха, я прямо вижу, как ты улыбаешься. Но ты же выйдешь за меня, правда? Вот такое будущее мне видится, потому что я ужасно тебя люблю. Черт, ну вот опять банальности. Теперь ты наверняка смеешься. Ладно, наша свадьба будет на мамином дворе, мама пригласит всю родню и ансамбль. Музыканты сыграют эту песню, а мы с тобой, Консуэло, будем танцевать. Нас ждут хорошие времена. Долгие хорошие времена. А эта твоя боль… теперь ты можешь забыть о ней. Она осталась в прошлом. Ладно, так что espara ti, это для тебя».

Я включаю перемотку и снова слушаю всё с начала. Мои губы беззвучно произносят каждое слово из тех, что Хуан Эдуардо Ривера Гарсия записал так давно. Я сотни раз слушал эту кассету и выучил все отцовское послание. Я помню наизусть тексты всех песен и могу цитировать их по памяти.

Не знаю точно, как часто я всё это слушал с тех пор, как мама дала мне кассету. Она сказала тогда, что, хотя от мыслей о моем отце ей становится грустно, у меня все равно должно быть что-то от него. Только вот она боится, что от этой записи мне тоже станет грустно. «Я всегда старалась беречь тебя, Пульга, — объяснила она. — Но я хочу, чтобы ты узнал отца, пусть и совсем немного».

До сих пор вижу мамино лицо, когда она встала с моей кровати, вышла из комнаты и закрыла за собой дверь, понимая, что теперь мне придется плакать, как никогда в жизни. Но еще она знала, что боль, которую я испытаю, принесет и радость.

Я снова перематываю кассету к началу. Влажный и густой ветер хлещет меня по лицу. Ля Бестия громко скрежещет, отзываясь на любые, даже самые незначительные изгибы путей. Возможно, с таким же металлическим скрежетом разбилась машина отца во время автокатастрофы, которая не только унесла его жизнь, но и разрушила мамино сердце и мое будущее.

«Не поддавайся эмоциям», — говорю я себе. Именно из-за эмоций я не слушал эту запись раньше — нужно было сосредоточиться на том, чтобы сесть на поезд. Но теперь я позволяю словам отца подпитывать мои мечты добраться до Калифорнии и стать там музыкантом, как он. «Не поддавайся эмоциям, — говорю я своему сердцу, которое именно сейчас наполнилось разнообразными чувствами. — Это просто небольшая передышка».