Если вникнуть в ситуацию, то понять Гедимина несложно – по одну сторону от его страны лежат православные государства, по другую – католические. Ссориться ни с теми, ни с другими нежелательно. Но если откинуть в сторону личные предпочтения в вере, коих он не имел вовсе, относясь ко всем толкам христианства с полнейшим равнодушием, на первое место выплывала практическая выгода, то бишь голая политика. Согласно же ей православные соседи, в отличие от католических, были полузависимы, выплачивая дань мусульманской Орде. То есть с военной точки зрения они как союзники смотрелись, мягко говоря, слабовато. Скорее уж обузой, ибо приняв ордынских данников под свою руку, он тем самым приобретал вражду со степняками, с коими кунигас пока ухитрялся сосуществовать в относительном мире и ссориться не собирался. Во всяком случае, в ближайшем будущем.
И когда Улан как-то по возвращению с охоты ухитрился вытащить его на откровенность, направив разговор в нужное русло, Гедимин, нимало не скрываясь, открыто ответил:
– Не хочу, чтоб Литва оказалась меж Ордой и Орденом, словно между молотом и наковальней. Тогда ей точно не уцелеть. Как-нибудь потом, когда эти поганцы с крестами на плащах угомонятся и поймут, что с нами куда выгоднее жить в мире, нежели воевать, можно будет и степному народцу уши надрать, но до тех пор… – и было видно, что этот ответ отнюдь не экспромт, он давно все обдумал и прикинул. Сожалеюще вздохнув, добавил: – Вот ежели бы русичи в того же бога, что и немецкие рыцари, верили – дело иное, мог бы и призадуматься… – Словом, ставим на твоей затее крест, – подвел безжалостный итог Сангре. – Жаль, сама-то идея с объединением хорошая. Но увы, иначе как с восточного конца, ее в жизнь внедрить не получится.
Разочарованный Улан лишь горестно кивнул, признавая правоту друга. Однако жизнерадостно щурящемуся на солнце Петру очень не хотелось, чтоб в этот погожий зимний денек кто-то рядом грустил, особенно лучший друг. И он бодро пихнул Улана в бок.
– Да ты не грусти. Теперь нам по-любому не успеть претворить в жизнь все планы. Сам посуди, только на то, чтоб достичь Урала и выяснить, где там железо, не говоря уж про строительство самого примитивного заводика, нужны годы и годы, а мы, надеюсь, уже следующим летом скажем этому времени адье и только нас здесь и видели.
– Уверен?
– Процентов на девяносто. Думаю, если купцам пообещать ну-у, скажем, по два золотых флорина за каждый фунт, они наизнанку вывернутся, но все притарабанят, – ответил Петр.
– А заказывать думаешь сколько?
– Гулять так гулять, в смысле на все пятнадцать тысяч.
– Это ж больше трех тонн! – ужаснулся Улан, мгновенно произведя в уме нехитрый подсчет. – И не жалко?!
– Так ведь для себя, – недоуменно пожал плечами Сангре. – Чем громче бабахнем, тем надежнее, что эта хрень включится.
– А на текущие расходы оставить?
– У нас же Дитрих имеется, – напомнил Петр. – Думаю, тысяч за пять мы его свободно продадим, если не больше, плюс у нас и сейчас кой-какая наличка имеется, да и Кейстут нашу долю добычи серебром отстегнет, так что хватит денег и чтобы до Липневки добраться, и деревенским помочь, и, – он кашлянул в кулак, – Зарянице новые колты с зелеными камушками прикупить, чтоб под цвет глаз. Горыне тоже какой-нибудь инструмент подарим.
– Как-то ты сегодня сам на себя не похож, – натужно улыбнулся Улан. – Все готов промотать и прокутить.
– Не все, – возразил Петр. – Грех отсюда с собой редких монеток не набрать. Правда, я не филателист, да и ты тоже…
– Не нумизмат, – подхватил Улан.
– Ну да, – подтвердил, нимало не смутившись, Сангре. – Словом, могём лопухнуться, но если хотя бы с одной из сотни угадаем, уже неплохо заработаем. А остальные как память сохраним.
– А все прочее побоку и тебя уже не интересует?
– Ну почему побоку, – возмутился Петр. – Цельных полгода, а то и год тут без дела торчать – с тоски загнемся. Так что успеем и в Тверь заглянуть, и в качестве спонсоров князя Михаила выступить. Я к тому, что и бумажную фабрику построим, и типографию наладим, а ежели притормозит купец с товаром, то и первую книжку выпустим. Ну а остальное… – он развел руками.
– Я так и понял, – кивнул Улан. – Нам здесь не жить, как ты любишь приговаривать, так чего надрываться?
– Странно как-то у тебя это прозвучало, – буркнул Сангре. – Почти как упрек, хотя на самом деле я прав – всех дел все равно не переделать, а нам здесь и впрямь не… – осекшись, он уставился на сумрачное лицо друга и настороженно осведомился: – Не пойму я что-то. До сегодняшней минуты я полагал за наши дела с путешествием обратно, что они в шоколаде.
Улан неопределенно пожал плечами и, поморщившись, ответил:
– Ну-у, с цветом ты не ошибся…
– Оп-па! Это как же понимать?!
– Да есть одна серьезная проблемка.
– Та-ак, – протянул Сангре и хмуро потребовал: – А теперь, дружище, возьми свой язык в руки и растолкуй мне за то, чего я еще не знаю.
Улан помялся, оглянувшись на десяток литвинов, следовавших за ними. Чуть задержав взгляд на Яцко, бывшем ближе прочих, он неопределенно поморщился и коротко отрезал: