– Хочешь всю правду?! Легко! – выпалил он. – Ты, помнится, несколько раз обмолвился, что мы здесь находимся временно нам здесь не жить. Так вот, согласно моему раскладу, исходящему из обыкновенной логики, получается, что… – он набрал в грудь воздуха и, делая после каждого из произносимых слов паузу, отчеканил: – нам… здесь… жить!
– Почему? – оторопел Сангре.
– Потому что жить здесь – наилучший из имеющихся вариантов, ибо полет наоборот означает наше приземление не в двадцать первом веке, а где-нибудь в рабовладельческом обществе. И это, заметь, можно будет расценить как превеликую удачу, поскольку возможно попадание в более ранний период.
– Но это не факт, а лишь твоя догадка, притом чересчур мрачная, – неуверенно возразил Петр.
– Догадка, – согласился Улан. – Но основанная именно на фактах, пускай и косвенных. Напоминаю, что в нашем времени никто из исчезнувших так и не объявился, а ведь среди них кого только не было, включая уфологов-любителей и даже ученых. Ну не верю я, чтобы никто из них не знал формулы пороха и не сумел его либо раздобыть, либо изготовить. Были, не могли не быть попытки вернуться, и что же? Возвращения не произошло. Так какой следует вывод?
– Какой?
– А такой, что неведомый агрегат работает только в одну сторону, то бишь отправляет исключительно в прошлое.
Петр озадаченно почесал в затылке и недовольно покосился на друга. И что же ему теперь, соглашаться навсегда застрять в средневековье? Столь чудовищную вещь его душа понимать отказывалась наотрез…
– Нет, Уланчик, – твердо произнес он. – Я таки не дам тебе раздавить танком своих железобетонных аргументов хрупкую бабочку моей радужной надежды вернуться обратно. Хотя один наш с тобою промах признаю. Надо было еще тогда, когда жили в Липневке, потолковать с деревенскими и попробовать отыскать следы коллег по несчастью, чтобы… – он осекся и, недоуменно уставившись на криво усмехнувшегося друга, протянул: – Ты чего?
– За всех не говори, – поправил Улан, пояснив: – Это ты промахнулся, а я давным-давно с ними потолковал на эту тему и выяснил, что никакие странные незнакомцы в необычной одежде у них вообще не появлялись. Деревня в этих местах существует лет двадцать, не меньше. Следовательно, мы – самые первые, кто угодил в это время. – Улан поморщился и нехотя сознался: – Да, они могли пойти не в ту сторону, заблудиться в болотах и вообще утонуть в них, не спорю. Но не все же. Нет, дружище, сдается, ларчик открывается гораздо проще: их никогда здесь и не было.
– И куда они делись? – насторожился Сангре.
– А кто тебе сказал, что в том подводном агрегате имеется фиксированная дата? Скорее всего, он действует наобум и никогда не повторяется, выбрасывая народ куда попало. Знаешь, как картечь из пушки – с диким разбросом дробин. Вот их и занесло куда-нибудь в восемнадцатый век, а может в шестнадцатый, десятый, шестой и так далее. А тех, кто сумел повторно взорвать островок – еще дальше, ибо картечь, не забывай, невзирая на разброс, всегда летит из ствола строго в одну сторону, вперед. Так что нас, очень может статься, при повторной попытке ждет каменный век и пещерные люди.
Сангре вскочил на ноги и уставился на Улана. Тот виновато развел руками, словно говоря: «Ну а я-то что могу поделать?». Прошипев какое-то нечленораздельное ругательство, Петр в задумчивости опустил голову, прошелся из угла в угол. Вернувшись назад к столу, неуверенно произнес:
– Все равно надо рисковать. Может, так, как ты говоришь, а может иначе. В крайнем случае Локиса с Вилкасом с собой прихватим, за счет их за своих сойдем. А там изобразим пару небесных громов из карабина и все: станем полубогами, на худой конец вождями какого-нибудь племени и начнем жизнь с нуля. А чего? Отгрохаем мавзолей или пирамиду, чтоб было откуда пламенные речи бухтеть, и поведем народ в наше с тобой светлое будущее.
– Замучаемся вести, – отрезал Улан. – Времена дикие, нравы суровые, рта не успеешь открыть, как навалятся на нас всей толпой и схарчат за милую душу. К тому же неандертальцы с питекантропами – не предел. Они, скорее, один из лучших вариантов, если не считать рабовладельческого строя. Не забудь, прошлое велико. Есть меловой период, есть мезозой. Там нам и вовсе хана настанет.
– Как же, как же, смотрел я кинушку про парк Юркиного периода.
– Вот-вот, – подтвердил Улан.
– Тогда получается, что…
Договаривать Сангре не стал. Почему-то возникло ощущение, что достаточно ему признать правоту друга, и тогда действительно все, хана путешествию обратно. А вот если промолчать, то шанс на возвращение в не больно-то уютный, а порою откровенно грязный и лживый, но, несмотря на все это, остающийся родным двадцать первый век, остается. В конце концов, попытка не пытка – вдруг выгорит.
Правда, с другой стороны, принимая во внимание логику Улана, гораздо реальнее и перспективнее выглядит перспектива попасть на обед к динозаврам. Или, причем в лучшем случае, залететь в племя мумбо-юмбо, где пожирание человеческого мяса в порядке вещей.