Петр вздохнул. На ум ничего путного не приходило, а бурная фантазия роскошными мазками рисовала исключительно одних волосатых человечков, пляшущих возле костра и весело машущих человеческими черепами – не иначе была удачная охота… на соседнее племя. И тут же неподалеку мрачным призраком возникал огромный тираннозавр со здоровенной зубастой пастью. Он жадно облизывался и присматривался к плясунам, прикидывая, с кого начать – его охота только начиналась.
Несколько минут Сангре продолжал вышагивать из угла в угол, бормоча себе под нос нечто невразумительное. Затем, остановившись напротив Улана и широко расставив ноги, неприязненно уставился на него. Нет, умом-то он прекрасно понимал, что друг, выдавший столь гадкую новость, ни при чем. Но сердце перестроиться не успело, продолжая считать его виновником новых и, по всей видимости, уже неразрешимых проблем. Сурово кашлянув, он коротко поинтересовался:
– А теперь подведи итог и выскажись за наши шансы на удачное возвращение обратно?
– Столько вопросительных знаков, что точно не рассчитаешь, – попытался увильнуть Улан.
– А ты примерно, – суровым тоном посоветовал его друг.
– На мой взгляд, максимум один к ста, – Петр присвистнул. – А если быть реалистами, то вообще один к тысяче, – смущенно продолжил Улан.
– К тысяче или…
Улан пожал плечами, ничего не ответив, но Сангре хватило, чтобы понять: раз не возражает, значит, может быть и соотношение похуже.
– М-да-а, – тоскливо вздохнул Петру. – Ничего себе новостишку ты мне выдал, живого рака тебе в средневековые кальсоны! Значит, ты понял за все это еще в Липневке. А чего сразу не сказал, а только сейчас?
– Да я бы и сегодня не стал тебе ничего говорить, – заторопился Улан с пояснениями. – Полагал, что через годик-два ты бы эту новость куда легче воспринял, но мы ж в Берестье за деньгами едем и, скорее всего, их получим, а значит, тогда все равно пришлось бы объяснять, почему я против того, чтобы спустить весь полученный выкуп на покупку пороха. А вместо этого… ну-у…
– Понятно, – криво усмехнулся Сангре. – Пока еще не ведаешь усталости, готовь необходимое для старости, поскольку в эти времена пенсион от государства сотрудникам силовых структур не предусмотрен. Получается, оберегал меня, не желая ложить[47]
мой инфаркт на свою совесть, – он тяжело вздохнул и пробормотал: – Вот оно как, Раиса Захаровна. Закрутилось по пьянке и не выбересся. – В это время дверь за его спиной заскрипела и он, зло обернувшись, рявкнул: – Ну кого еще там чёрт несет?!– Меня, – оробело пискнул стоявший в дверном проеме Яцко. В руках он держал здоровенный кувшин. Несмотря на приличную дистанцию – их отделяло не менее двух метров – Петр уловил отчетливый запах хмельного меда.
– Вовремя, – кивнул Сангре, принимая кувшин.
Усилием воли он взял себя в руки и даже нашел в себе силы вежливо поблагодарить парня. Однако выдержки хватило лишь дождаться, чтобы тот вновь скрылся за дверью. Едва это произошло, как Петр, еще раз сочно выругавшись и тяжело вздохнув, припал к посудине. Пил он долго и жадно, крупными глотками, не замечая, что струйки с обеих сторон нахально стекают на его отросшую за последний месяц черную бородку и, весело пробежав по ней, устремляются на рубаху. Наконец, оторвавшись, он вздохнул, поглядел на Улана, продолжавшего держать в руках оба кубка, и произнес:
– Извини, но сегодня оно мне было нужнее. Хотя, – он небрежно потряс кувшином и, прислушавшись к плеску, уверенно заявил: – Как раз на кубок осталось.
Поставив посудину на стол, Сангре тяжелой поступью направился к своей постели. Плюхнувшись на нее, он задумчиво произнес:
– Знаешь, баба Фая мне частенько повторяла в детстве: «Счастье обязательно тебя найдет».
– И что? – поинтересовался Улан.
– Как видишь, – глухо откликнулся Петр. – Либо оно не умеет искать, либо я здорово прячусь.
На сей раз Улан откликнулся не сразу, сосредоточенно выливая остатки меда в свой кубок. Вышло немного – чуть больше половины. Он оторопело потряс кувшин над кубком. Тот в ответ скромно выдал пару капель.
– Ну ты и пить, – протянул Улан, поворачиваясь к другу. – Кой чёрт на кубок, когда… – и осекся, взирая на заснувшего Сангре.
Некоторое время он озадаченно смотрел на него, но решил, что оно к лучшему. Он-то сам осознал печальную ситуацию давным-давно и с тех пор успел смириться с мыслью, что им, по всей видимости, никогда не попасть в свое время, но до сих пор помнил, как погано было тогда у него на душе. И не только в самый первый день, когда он это окончательно понял, но и на следующий, и на позаследующий… и так дней пять. Да и позже нет-нет, и вспоминалось, отчего настроение сразу существенно портилось.
Он уже хотел было направиться к своей кровати, но, вздрогнув, внимательно всмотрелся в лицо спящего. По щеке Петра медленно катилась слеза. Получалось, тот не спит, а просто не хочет никого видеть, желая побыть один. Улан прикусил губу, сочувственно вздохнул, а вслух громко произнес:
– Ишь ты, как банька сморила. Хотя да, целый кувшин меда выпить – тут и Локис сомлеет. Ну и ладно, завтра договорим.