Он глянул на брата: Филипп был насторожен и задумчив. Не такого они ожидали. Франциску казалось, их с ходу встретит неприятель, и они сразятся с безымянным злом Полуночи. Но тронный зал оказался пуст.
Что-то было не так.
Франциск не знал что.
Братья двинулись дальше, оглядываясь и прислушиваясь, но их не отпускало чувство… неправильности. Ловушка? От этой мысли словно обдало ледяной волной.
«Вполне возможно, – подумал Франц. – А чего ты ожидал? Будь начеку».
Мальчик признался себе, что представлял тронный зал наместника волшебной страны другим. Ведь Принц должен был восседать на троне каждую ночь. Разве нет? Но по этому чертогу можно было сказать одно: здесь жила одна лишь вечность.
Они уже прилично отошли от двери, и Франциск оглянулся. Створки двери на стене пещеры светились призрачным светом – самое яркое пятно в нутре черной горы.
– Смотри, Франц… – донесся шепот брата.
Близнец указывал на что-то вдали. Там, на другой стороне моста, обозначилось возвышение. Кажется, ступени, ведущие к какому-то темному изваянию… Трон?
Эта мысль обожгла Франца. Он крепче сжал кинжал и на трясущихся ногах побрел вперед, не отрывая глаз от прямоугольника, и через некоторое время ясно увидел выступающий из мрака высокий трон.
Трон был пуст.
«Мертвый Принц не имеет не имени, ни лица, ни памяти», – вспомнились Францу слова Мудреца, и мальчик подумал: «Что-то не так… Но что?»
Близнецы замедлили шаг.
Трон поднимался высоким, непоколебимым монументом. Каменные ступени вели к гигантскому каменному сиденью с подлокотниками. Высеченный из скалы трон казался совсем неудобным. Франциска одолели сомнения, сидел ли хоть раз кто-либо на этом холодном престоле.
– Фил!
Крик, стократ усиленный эхом, прозвучал неожиданно громко, заметался между колоннами. Сердце Франца подскочило и затрепыхалось от волнения: он разглядел на спинке трона такие же ладони, как и на тех, других дверях! Темные, давно угасшие трещины обозначили створки.
Спинка трона была дверью.
В мир людей!
Внизу перед троном стояла каменная серая чаша, в которой тускло блестела вода.
«Вот оно!»
Дыхание свободы захлестнуло Франциска, вымело остальные мысли из головы. Фил что-то крикнул, но он не слышал, метнулся вперед. Ну же! Пока никто не видит!
От спинки трона его отделяло лишь семь-восемь ступеней. Еще чуть-чуть, и он распахнет эту дверь! Вернется домой!
Но, запрыгнув на предпоследнюю ступеньку, Франц вдруг почувствовал нечто странное: его тело буквально зависло в пространстве, он не мог двинуть даже мизинцем. Столь долгой секунды в жизни Франциска еще не бывало. И за эту секунду он успел испугаться так, как никогда.
Он немигающими глазами смотрел на дверь и видел, что на правой ладони вовсе не луна.
Это солнце.
Вдруг тело – от макушки до самых пяток – пронзил, будто меч, голос.
Нет, даже так: Голос.
– Да будет ноч-ч-чь…
Такого звука Франциск никогда не слышал.
Это не был голос человека.
Неизвестно чей шепот. Быть может, так бормочут скалы, воздымающиеся над миром тысячи тысяч лет. Или ели на скалистых вершинах под черным небом. Быть может, это голос самих небес. Голос бездны. Шепот кричал.
Франциск дернулся и вдруг с безумным воплем рухнул на ступени и скатился вниз, точно мешок. Тело оцепенело. Он не мог шевельнуть даже пальцем, чтобы защитить голову во время падения. Камни больно врезались в тело, и мальчик пересчитал ребрами все семь ступеней.
– А-а-а!
Франциск скатился к чаше и затих, оставшись лежать с распахнутыми глазами. Над лицом нависал звездный потолок.
Тело вновь пронзила боль.
Истошный вопль пронесся, заметался между колонн. Мир померк.
Францу показалось, в него били молнии.
Опаляющая и дробящая кости боль раз за разом пронзала его. Вновь, вновь и вновь. Тысячи металлических игл вонзались в руки и ноги и выходили с другой стороны.
Мальчик не мог сделать ни вдоха.
Он задыхался.
Из глаз брызнули слезы, хлынули двумя горячими потоками по щекам.
– Франц! Франциск!
Подбежал бледный Филипп, его прозрачные глаза округлились от ужаса, губы искривились. Он упал на колени и, взяв брата за руку, потряс его:
– Франц, что с тобой? Почему ты не отвечаешь? Ответь! Ну же!
Франциск хотел кричать, но вопль застревал в горле. Хотел сказать, как ему больно, но не смог. Лишь смотрел на близнеца распахнутыми глазами, полными ужаса, и плакал от раздирающей внутренности боли.
Каждое мгновение этой пытки длилось словно час.
Мальчик почувствовал, что еще чуть-чуть, и он сойдет с ума.
– Ты не уйдеш-ш-шь, – просвистел шепот гор, затопив мысли Франциска. Не было ничего, кроме кричащего шепота. – Я везде…
Боль усилилась – хотя прежде Франц не мог подумать, что может быть еще хуже. Боль ослепила. В глазах все выцвело, словно при взгляде на сияющее солнце. Франциску показалось, его положили на раскаленные угли и протыкали раз за разом гвоздями…
– Я в тебе!
– Убей меня! – вскричал Франциск, захлебываясь воплем и слезами. – Филипп, убей меня! Убей!
Брат отшатнулся в ужасе и что-то жалобно пискнул.