Наместник ночи

Крылья больно хлестали по лицу, Франц и Филипп закрывались руками. Во мраке исполинского кокона под пальцы Франциску вдруг попалось что-то холодное и твердое. Ногти скребанули по каменному полу.

– Кинжал!

Ухватившись за спасительную мысль, Франциск воздел над головой клинок и принялся рубить кружащих насекомых. Мотыльки падали, сраженные острым лезвием, отлетали в стороны, будто осенние листья, отсеченные крылья. Рой резко загудел и взмыл вверх. Гигантский кулак из бабочек взлетел над мальчиками, но лишь на миг, чтобы затем обрушиться на детей со всей разрушительной силой.

На секунду мелькнуло лицо Каликса.

Единого мига задержки хватило, чтобы до детей донесся его прерывистый крик:

– …ам…ять!

«Память!» – вспыхнуло в голове Франциска.

– Фил! Флакон! – закричал он. – Сейчас же!

Франц подскочил на ноги и поднял голову – кулак со стремительной скоростью падал сверху. Послышался звон. Осколки стекла разлетелись по каменным плитам, и от пола поднялись белые завитки тумана, окружив мальчиков. Братья застыли, уставившись в сплетения призрачных кружев: завитки формировались в деревья, замковые башни и людей. Послышался сонм таинственных голосов – тот самый, что Франциск, кажется, когда-то уже слышал:

– Миднайт, Миднайт… – бормотали незримые губы.

Тысячи мертвецов окружили детей и наперебой принялись говорить с ними, каждый – о своем.

Клубы тумана формировали разные образы: вот улочка, по которой бежит человек… все белое и призрачное, деталей и не разобрать – лишь силуэты… скачет лошадь, слышится цокот копыт, ржание… грохот кружек о столы… боевые возгласы… множество людей заполонило пространство… клубы тумана, сформировавшись в тела людей, сражались друг с другом в кровопролитной битве…

И все эти тени прошлого шептали будто тысячи листьев на тысячах деревьев…

Но среди страшного сонмища Франциск уловил слово, которое звучало чаще всего.

– А-рту-у-у-ур…

Голоса звали и шептали сквозь толщу темных времен это имя. Раз за разом, среди множества других слов и фраз.

«Артур».

«У каждого есть страх. Своя слабость. Изъян наместника Полуночи спрятан так хорошо и надежно, что долгие-долгие ночи… годы… века… нет, тысячелетия ни один не мог разгадать тайны Мертвого Принца!»

«Даже у монстров есть мечта».

И тут Франц понял.

Почувствовал.

Может, это подсказало чье-то волшебство. А может, он сам научился читать незримые знаки и письмена.

Окруженный сотнями фигур, вслушиваясь в мертвые голоса, Франциск вдруг почувствовал себя на пороге великой тайны.

Перед глазами предстал Калике, раскрывающий ладонь: «Смотри. Что ты видишь?»

Франц должен был увидеть ту незримую связь, которая существовала в десятке разрозненных элементов… Он словно глядел на расколотый кувшин и, шаря глазами по кускам обожженной глины, видел, какие друг к другу подходят…

Видел связь, доселе скрытую от его взора.

Он видел ее не глазами.

Сердцем.

«А если, – вспыхнула в голове Франциска мысль, – если Принц в далекие времена, также как Сшитый, был человеком?»

Тот, у кого не было ни памяти, ни лица, ни имени.

Может, в этом и крылась его сила?

Едва разбился флакон и сотни воспоминаний вырвались на свободу, кулак так и остался вверху, не в силах обрушиться на жертв.

Значит, чтобы убить Принца, нужно…

И Франциск поднялся на ноги и, подняв лицо к нависшей туче мотыльков, прокричал имя.

Имя, которое принадлежало тому, кем когда-то был Мертвый Принц. Когда-то давно. Тысячи и тысячи ночей тому назад.

– Артур!

Голоса мертвых тут же подхватили, разнесли между колонн по всему залу громогласным хором:

– Артур! Вот имя Мертвого Принца! Артур!

Клубы тумана осели и растворились, а сотни мотыльков с шелестом рухнули на каменные плиты тронного зала – словно золотой дождь – и засыпали весь пол мертвыми тельцами. Крылышки еще трепыхались, но подняться мотыльки уже не могли. Последние же бабочки, прежде чем упасть на пол, застыли в паре метров над землей. И вдруг стали собираться вместе. Мгновение спустя перед остолбеневшими братьями возникла человеческая фигура в черной короне.

У Принца не было лица.

Все его тело было лишь бабочками – сотни мотыльков, собравшись вместе, образовали человека.

Вместо кожи лицо Принца покрывали черно-золотые крылышки.

Вместо глаз – два черепа, две спинки бражников.

Мгновение Мертвый Принц стоял перед детьми.

Глядел на них пустыми глазницами.

– Твое время вышло! – ясным голосом сказал Калике.

– Ночь будет вечной… – шевельнулись губы из бабочек.

Это был не голос: жужжание десятков трущихся друг о друга крыльями тел.

Вдруг Филипп рванулся к Мертвому Принцу, и в его руке вспыхнула золотая молния. Франц и не заметил, как в суматохе выронил кинжал, а близнец его подобрал. Младший брат вски-иул руку и молниеносно вонзил клинок в колышущуюся сотнями бабочек грудь. Кинжал пронзил жужжащее тело, и в следующее мгновение вся масса мотыльков рухнула на пол.

Филипп крикнул.