Наместник ночи

Вскоре туман отступил и, извиваясь длинными пепельными щупальцами, уполз на вершины холмов. Тут и там деревья взрывали землю гигантскими корнями, и меж корней открывались пещеры. Круглые входы зияли чернотой и холодом, и, когда Франц проходил мимо провалов, у него по коже пробегал мороз. Наконец путники очутились на самом дне ложбины, где хризалиды обустроили деревню.

Под исполинским деревом, раскинувшим гигантскую крону над всей поляной, горел высокий костер. Франц очень удивился: пламя было белым, будто хвост горностая зимой. Увидев пришельцев, сидящие вокруг костра хризалиды злобно застрекотали.

Стражники провели путников вокруг костра, и мальчики с Каликсом предстали перед королем хризалид. То, что это король Лиан, Франциск понял сразу: хризалида сидел на троне из переплетенных корней гигантского дерева, в короне из сплетенных ветвей, и, когда он наклонил голову, внутри веток мелькнуло что-то белое. Яйца. Короной было гнездо.

Правитель хризалид встал, и присутствующие замерли. Повисла такая тишина, что слышно было лишь потрескивание белого костра. Король расправил руки и ноги, покрытые кожей-корой, но светлой, как у березы, и медленно спустился с трона. За его спиной волочились прозрачные слюдяные крылья, испускающие мертвенно-голубоватый свет.

Король остановился в нескольких шагах от пришельцев, склонил голову набок. С его макушки и до самого пояса струились белоснежные гладкие волосы. Пряди полностью скрывали лицо, виднелись лишь бледные сомкнутые губы.

Но взгляды Франца и Филиппа были прикованы только к грудной клетке короля. Она была такая же, как у остальных хризалид. Между ребер росли влажные, блестящие гроздья пепельных грибов, среди которых копошились жирные черви. Сердце покрывала белая кора, и билось оно медленно и тяжко, пульсируя венами и прожилками. Над сердцем тоже свешивались синюшные скользкие грибы.

– Я слы-ы-ышу…

Король Лиан приподнял подбородок и приоткрыл губы. Он говорил медленно и тихо, растягивая слова, будто свежую смолу. Все молчали – ни стрекота, ни шороха. Лишь треск костра и завораживающий тягучий голос.

– Слы-ы-ышу шорох… Слы-ы-ышу, как колышется мех на шее пришедшего… Слы-ы-ышу скрип когтей о камни… А-а-ах…

«А-а-ах» разлетелось тихим, холодным шепотом в темноте, и по коже Франциска побежали мурашки. Он задержал дыхание, завороженный белой фигурой короля.

Лиан запрокинул голову к небу, прислушиваясь.

– Да… Это он. Я узнал его, хотя не слыхал его много, мно-о-ого лет…

С губ короля сорвался тихий смешок.

– Ка-а-а-аликс. Даже без глаз – я узнаю тебя, узнаю…

Сидящие вокруг костра хризалиды переводили цепкие взгляды с короля на могучего Каликса и обратно.

Калике выпрямился. Его лицо было бесстрастным, монстр отлично владел собой. Но нутром Франц почувствовал: тот напряжен.

Что-то должно было произойти.

Или уже происходило?

– Да будет ночь, – поприветствовал Калике.

Король Лиан помедлил, но в итоге просвистел:

– Да будет ночь.

Повисло молчание.

– Итак, – продолжил король хризалид, – ко мне пожаловал Ветер Полуночи. Бы-ы-ывший Ветер Полуночи.

При слове «бывший» Калике сжал губы.

– А-а-ах, – усмехнулся король Лиан, – я должен сказать, что песни Эмпирея нравятся мне куда бо-о-ольше, в них есть стержень. Да-а-а-а, в музыке нового ветра экспрессия, чувства… Его сердце горит, пылает, обжигает, и я чувствую этот жар, когда он проносится над нашей доли-и-и-ной – всякий раз чувствую… Да-а-а-а, пожалуй, Эмпирей куда более искусен в вопросах ветра, чем ты, Калике Несчастный. И я рад, что больше не слышу твоего… – он фыркнул, – посвиста.

Гигант сжал костлявые пальцы в кулаки, и когти едва слышно заскрипели в тишине. Франц почувствовал, как за спиной Ветра сгустилась тьма.

– Может, и так, – тихо ответил Калике. – Может, Эмпирей искусней меня… Но не все любят обжигающий ветер, не все жаждут иссушающей страсти. Есть то, что Эмпирею не ведомо… И никогда не будет.

– Неужели? А не кажется ли тебе, Калике Ми-и-изери, что ты просто-напросто завидуешь брату?

Франциск подавился воздухом. Это не укрылось от короля хризалид: тот мгновенно развернул голову к мальчику и растянул губы.

– Неужели ты не сказал своим спу-у-утникам, – издевательски протянул король, – что новый Ветер Полуночи – твой брат? Аха-ха, я слышал о твоих приключениях на Мельнице! – Лиан хрипло расхохотался. – Ты сидел на цепи, будто собачонка! Смешнее этого я ничего не слыхал. Ты зави-и-идуешь своему брату, Калике, призна-а-ай! Зави-и-идуешь! Интересно, каково это, когда твой злейший враг – родной брат? И ты не сказал об этом своим спутникам. Интере-е-есно, интересно почему? А, Калике, почему? Я может, и слеп, но не глу-у-уп.

Лиан помолчал, раскачиваясь из стороны в сторону, а потом продолжил:

– Их двое. Тех, кто пришел с тобой. Я слышал их шаги, один чуть повыше и потяжелее, но оба совсем малы, да, они малы… И если ты не рассказал им, что Эмпирей – твой брат, значит, сделал это, чтобы пожалеть их чувства. Потому что… Они тоже братья. – Лиан хохотнул, но вдруг принюхался и зашипел: – Во-о-от как? Они пахнут иначе, это не жители Полу-у-уночи!