Наместник ночи

Филипп стоял к ним спиной. Сквозь навернувшиеся слезы Франциск видел, что его рубашка порвалась на локте и белая ткань постепенно становилась красной.

Плечи брата подрагивали.

Он смотрел на печать.

Получилось?

Раздался металлический лязг: печать дрогнула и приподнялась над полом. Что-то щелкнуло, и люк… приоткрылся!

– С-с-стой! – просвистел Богомол.

Лапы разжались. Франц вдруг вдохнул свободно.

Брат угадал верно!

Они открыли печать!

Франциск встретился взглядом с голубоглазым хризалидой, и в этом взгляде горела отчаянная радость. Хризалида же смотрел сдержанно, не выдавая эмоций. А вот второй стражник не мог унять разочарования: он кривил губы и перебирал когтистыми лапами по копью. Не хотел признавать, что дети обхитрили самого Хранителя Лжи – мудрейшего из мудрейших!

И Франциск понял: он свободен.

Свободен!

Мальчик рванулся к брату, но тут раздался скрежет Богомола:

– Что ж-ж-ж, ты отгадал верно, маленький лжец-с.

Франц споткнулся и замер в паре шагов от Филиппа.

– А теперь объяс-сни, что значит моя загадка. Как ты догадалс-с-ся?

Игра еще не закончилась.

Холод и мгла вновь охватили Франца – ведь он не знал, почему ответ на эту загадку – «человек». Он просто увидел подсказку и догадался.

Мальчик не удержался и глянул на хризалиду. Голубые глаза стража остекленели от страха.

Нельзя его выдавать.

Нельзя!

Почему же ответ на загадку – человек?

«Думай! – судорожно вскричал про себя Франц. – Думай!»

– Слуги хозяина – это мысли, – вдруг тихо заговорил Филипп. – Потому что мысль быстрее всего на свете. Она обгоняет даже ветер. Поэтому человек одновременно очень медленный и очень быстрый. А мысли человека – это он сам.

Богомол замер. Надулся так, что казалось, еще чуть-чуть, и его брюхо треснет от напряжения. И уставился на Франца.

– Вс-се верно, да… Но пос-с-смотри мне в глаза, с-старший лжец-с.

Голос чудовища вдруг стал спокойным и холодным. Франц повиновался, хоть и изнемогал от страха.

– У тебя, человечес-ская личинка, еще не вс-с-се потеряно… Да, не вс-се…

Отчего-то монстр погрустнел. Его жвалы опустились, рот перестал расплываться в довольной ухмылке. Голос зазвучал иначе – глубоко, проникая в самое сердце. Франц почувствовал, как что-то странное обволакивает его сознание – что-то, чего он прежде не знал. Чья-то воля.

Воля Хранителя Лжи.

– Для тебя еще ес-с-сть спасение, дитя, если ты признаешь-с-с-ся в том, кто ты такой.

И в мыслях Франца прозвучал свист, слышимый лишь ему одному: «Маленький лжец-с». В свисте не было гнева, это был… это был просто факт.

Свист был не злым.

Предопределенным, будто сама вечность. И холодным.

Но гнева – нет, гнева в нем не было.

– Я дам тебе шанс-с-с. Пос-с-следний шанс. Выбор.

– К-какой?

– Ты можешь отказатьс-ся от печати. За это я скажу тебе одну правду. Вос-схитительную правду. Так печать или правда?

Франц вспомнил, как другой голос, звонкий и слегка печальный, говорил: «Он коварен и не пропустит вас к печати просто так…»

Богомол использовал последний шанс, пытаясь опутать разум мальчика своей злокозненной волей.

«Правда? От него? Это чудовище не ведает правды, не ведает добра!»

– Печать! – крикнул Франц.

По лицу Богомола скользнуло разочарование.

– Да будет так… именем Кризалис-са.

Франц двинулся к люку, и вдруг Хозяин Лжи скомандовал:

– Ты! Принеси ключ.

Темноглазый хризалида бросился к люку, но Богомол мотнул головой:

– Нет, не ты.

Франц почувствовал, как по спине пробежал холодок. Голубоглазый стражник медленно подошел к открытому люку и вытянул ключ из скважины.

– Принес-с-си сюда.

Хризалида, сутулясь и горбясь, покорно поспешил к хозяину.

Филипп приподнял крышку люка тонкими бледными руками, и Франц невольно бросил взгляд внутрь. Там, утопая в черном, будто полночное небо, бархате, лежал совсем крошечный, не в пример раскиданным вокруг громадинам, ключик.

Тусклый, рыжий от ржавчины.

Очень похожий на тот, который Франц носил несколько лет на шее.

– Как с-странно…

Франц вздрогнул и обернулся.

Голубоглазый стражник стоял перед Богомолом на коленях, а Хранитель Лжи, зажав в крючковатых передних лапах ключ, обнюхивал бородку.

– С-с-странный запах, с-с-странный…

Гигантские глаза Хранителя Лжи яростно блеснули, а крылья с шумом встопорщились, породив волну эха.

– Вос-с-ск! Кто-то залил рас-сплавленный вос-с-ск в с-скважину, а потом вытащил с-слепок и узнал, какой ключ подойдет! Значит, меня обманул тот, кто мне с-с-служит. Вот какова Ложь. Она с-с-сорняк, чьи с-семена заносит даже в с-самое с-святое мес-сто…

Богомол выпустил ключ из лап, и он с лязгом упал на пол.

На мгновение повисла мертвая тишина.

И вдруг – резкое движение хитиновых лап и громкий, душераздирающий крик. Лишенный языка хризалида забился, раскинув руки в стороны.

Богомол же протянул уродливую бледную лапу к часам. Откинул золотую крышку. На кучу из глаз упал окровавленный белый шарик…

Хризалида упал на колени, прижав к лицу руки, и сквозь его пальцы по щекам и подбородку стекали алые ручейки.

Богомол снова протянул лапы к слуге.

– НЕ-Е-Е-Е-ЕТ! – закричал Франц. – Нет! Пожалуйста! Не на-а-адо!