Намывание островов (СИ)

Это эпоха хищников и, более того, это эпоха некоторого поощрения хищников со стороны государственного аппарата. <..> Хищная атмосфера девяностых ощущалась во всём и на всех уровнях. Политики грызлись за советское наследство, бандиты за то, кого крышевать, и дальше до самого низа вплоть до молодёжных субкультур (я обещал написать о том, почему они умерли, в следующий раз напишу). Сам воздух был пропитан атмосферой охоты, отдыха после охоты, подготовки к охоте. Чиновники, олигархи, преступники, юные экстремисты, предприниматели, специалисты, деятели контркультуры и даже культуры — все конкурировали, договаривались, ссорились, заявляли о себе.

[Мне интересно узнать, автор просто издевается над нами или же он действительно столь глуп, чтобы в качестве примера воплощения того социального строя, который он проповедует, выбрать 90-е годы двадцатого века, хотя они и соответствуют в полной мере мечтаниям автора, ведь всякому известно, что оценка этого периода нашей истории населением по большей части негативна, а посему если автор желает нас убедить в необходимости либерального социального строя, то ему следовало привести более удачный пример, возможно, что даже и Российскую империю, которую Спутник так превозносит.]

Вы будете смеяться, но именно такое общественное устройство и называется демократией. Свободные люди свободно конкурируют между собой и делят добычу, добыча пассивно сопротивляется, можно её шлёпнуть, можно задобрить — по ситуации. Государство устанавливает правила игры и как самый сильный игрок манипулирует хищниками поменьше в своих интересах. Хищники активно сопротивляются и лавируют.

[Извините, но это именуется не демократией, а кое-чем иным, а именно, либертарианской идеей, воспетой в трудах Хайека и Мизеса, когда государство перестает вмешиваться в жизни людей, оставляя на себе только полицию, армию и суд, что позволяет чиновникам вообще забыть о благе граждан, сосредотачиваясь только на взятках, ведь именно те места, где последние брались и давались, сохраняются в полной мере. Соответственно, при подобном управлении начинается такой разгул крупного капитала, когда он попирает любые юридические и этические нормы, что ущербы от него никак не могут сравниться с ущербами даже и от самой страшной диктатуры. Иными словами, Кампучия после Пол Пота восстановилась быстрее, нежели Чили после Пиночета.]

 <...> Нет, автору не жалко вымершие деревни, спившиеся моногорода и нюхающих клей «Момент» на деньги со сданных бутылок бомжей, бабушек и беспризорников, а главное совершенно не интересно о них говорить. Спасибо, до свидания. <...> Как это соотносится с общественно-политической жизнью в России? Как вы понимаете, самым непосредственным образом. Демократия — конкуренция стай. Путинизм, социализм, совок — превращение общества в одно большое стадо. Стадо стад. Стадо идёт на водопой, стадо пьёт, стаду хорошо. Кончилась вода — плохо. Что делать? Ложиться, помирать, уповать на боженьку. Охотиться же нельзя.

[Если честно, то статья наполнена возражениями, что даже не для биологов кощунственны, но и для всякого человека, который умудрился хоть немного запомнить школьную программу по биологии. Неужели автор не вспомнит по великие миграции северных оленей в Евразии и Америке или антилоп гну и зебр в Африке, да даже и про инстинкт самосохранения, что вынуждает вести бой со смертью до издыхания последних сил.]

<...> Вот куда всё клонится — и русские, и Россия превратились в массивную, жирную, опасную, но — добычу. Травоядное животное, которое хищникам просто тяжело убить.

Тяжело, но суждено. Это только с виду кажется, что монолитные деспотии а-ля КНДР или Иран способны на успех. Мол, они там все вместе, такие единые–преединые, вон как шагают дружно. А реально — внутренней конкуренции нет, все размякшие, обрюзгли, потеряли хватку, обабились. Бодаться можно день, два, три, десять, с разной степенью успешности — исход один: на мясо.

[Чрезвычайно глупо верить, будто в тоталитарных государствах нет вовсе никакой взаимной подковерной, или же даже открытой, борьбы, ибо таковая в определенной степени заложена с самой природе человека и определена до некоторой степени инстинктами. Однако куда более меня забавляет то утверждение, будто исход всех травоядных стать добычей и «мясом», что в корне неверно, так же как неверно и то, что хищник в любом случае, рано или поздно, убьет свою добычу. Более того, известно гигантское количество случаев, когда буйвол безжалостно уничтожал льва, вовсе не желая становится его обедом, а уж о наличии жесточайшей внутривидовой и межвидовой конкуренции у травоядных, которая вовсе не обязана быть связана с охотой и добыванием пищи, писали даже в комментариях на Спутнике в соответствующей статье.]

<...> Конец ещё более предсказуем, чем в фильме про Колчака. Общества и государства, построенные как сложный симбиоз хищников разной крупности и способностей — открывают новые острова, завоёвывают и колонизируют территории, навязывают свою волю миру, вертят чужими судьбами и динамично развиваются изнутри.