Нанкин-род

– Я же вам сказал, что жизнь сошла с рельс, – мечтательно протянул Кенли. – Война испортила всех людей. Временами я очень завидую лорду Китченеру. Он утонул, как герой, сохранив полностью уважение к самому себе, тогда как нас захлестывают мелочи, оскорбляющие человеческое достоинство.

– Вы сильно тронуты меланхолией, Кенли.

– Я всегда разочарован в жизни перед обедом.

– Тогда вам нужно начинать день с обеда.

– Представьте: я очень дорожу своей предобеденной грустью: благодаря ей я чувствую себя человеком.

В кабинет вошел молодой человек в темно-синем костюме.

– Есть новости? – спросил вошедшего официальным тоном Кенли.

– Да, сэр, – почтительно ответил агент. – В третьем районе…

– Прошу прощения, – поклонился Кенли Ворду. – Дела мешают нам продолжить нашу беседу. Все ваши замечания приняты мною к сведению.

Ворд с интересом посмотрел на Кенли. Перед ним сидел новый человек, неподвижное лицо которого словно стянуло клеем.

XVI

Коттедж на Сучжоу-крик жил необычной жизнью. Темная дверь с золотым ананасом не открывалась больше на стук посетителей.

Телефонные звонки оставались без ответа. Можно было подумать, что дом покинут; но голубая машина, увозившая по вечерам молчаливую хозяйку, рассеивала эти предположения.

Несчастный Дальтон тщетно опустошал цветочные магазины.

Он оставлял букеты у неподвижных дверей, и цветы лежали нетронутые и печальные, как положенные на могилу.

Китти была в смятении.

Смерть молодого матроса в драке, вызванной по ее вине, неожиданно лишила ее покоя.

Сердце Китти, всегда беззаботное и пустое, наполнилось горечью до краев и дало трещину. Эта горечь медленно просачивалась, причиняя неутихающую боль.

Китти возненавидела себя и свою нелепую жизнь пьяных дебошей и равнодушных страстей, не оставлявших никаких следов, кроме смятой постели.

Ее дом был баром любви, в который являлись с улицы и спокойно уходили, уступая место другим.

Ворд, игравший в жизни Китти несколько большую роль, был таким же посетителем: он только принадлежал к категории завсегдатаев.

Китти была включена в общественный инвентарь, как ипподром, особняки на Бабблинг-вэлл или «аллея любви», по которой совершали приятные автомобильные прогулки джентльмены с Нанкин-род.

Она была неотделима от общей суммы «благ цивилизации», предоставленных в пользование привилегированным жителям международного сеттльмента.

Черные, увлажненные нежностью глаза Сильвио не давали покоя. Они преследовали ее неотступно; мертвые, несуществующие, они согревали душу единственным теплом.

Китти все еще переживала печальную картину похорон. В ушах рыдала медная тоска похоронного марша. Шуршащие шаги матросских колонн шептали уличному асфальту страшную истину: «Она его убила»… «Она его убила».

Этот шепот матросских ног сводил Китти с ума.

Временами он умолкал, но проходили часы, и снова раздавался бормочущий шум: это приближались неумолимые обличители.

У Китти было такое ощущение, словно она потеряла жениха. Ее душа превратилась в склеп, в котором мерцали свечи воспоминаний…

Веселый коттедж на берегу канала охватило безмолвие.

Днем Китти лежала в спальне и курила опиум. Коричневые шарики шипели на длинной игле, которую повертывал над лампочкой молчаливый саизец. Он стоял на коленях перед маленьким перламутровым столиком, внимательно следя за трубкой Китти. Как только горошина, вставленная в отверстие фарфорового тюльпана, сгорала с клокочущим свистом, Ру подносил новый шарик.

Плотный голубой дым поднимался к потолку этажами пагоды-призрака.

Забытая хозяйкой обезьянка шевелилась в подушках, как сонная крыса.

Первые дни звонил телефон.

Китти приказала Ру перерезать провод. Этим она как бы порывала связь с прошлым.

Приходили гости, стучали, уходили.

Беспрерывно подкатывал сумасшедший Дальтон, последние дни не вылезавший из автомобиля.

Бары обогатились драгоценным материалом для болтовни.

* * *

Ворд много раз звонил по телефону. Телефон молчал.

Захваченный неожиданными делами, Ворд вначале обрадовался было уединению своей любовницы. Но каприз принимал чересчур затяжной характер, и, попрощавшись с Кенли, Ворд решил навестить слишком увлекшуюся подругу.

У дверей Китти валялись цветы. Многие из них успели уже увянуть.

«Могила знаменитой актрисы» – подумал Ворд, поднимая над дверью бронзовый ананас.

Дверь глухо охнула, но не открылась.

Ворд подождал и стукнул еще раз. Дверь не отворялась.

Ворд пустил в ход кулаки.

Эффект был тот же.

«Подожди же, – стиснул зубы Ворд. – Я найду способ к тебе добраться».

Пройдя под окнами, он подошел к воротам. Ворота были заперты. Ворд ухватился за каменный карниз. Железный прут помог ему взять последнее препятствие. Через минуту он был во дворе.

Большой серый дог соскочил со ступенек, но, узнав Ворда, сразу успокоился.

Сторож-китаец растерянно смотрел на непрошеного гостя.

Ворд вошел в дом.

Комнаты были полны молчания.

Ворд задержался в гостиной. Тихо журчала вода фонтана… Тишина усиливала цветочное благоухание.

Ворд прикоснулся к портьере и вздрогнул. Пальцы его легли на чьи-то холодные пальцы.

Портьера отдернулась… Ворд увидел мутные, дымные глаза Китти.