Нанкин-род

Люди в белых фуфайках приводили в порядок ринг. Победитель, накинув халат, шел, улыбаясь, среди беснующихся рядов. Многие, пользуясь перерывом, устремились в бар.

– Давайте промочим горло, – предложил Веспа. Гонзальво и Спарк поднялись с мест.

В баре было душно и шумно. Тревожно гудевшие вентиляторы не успевали вытягивать табачный дым.

Многие вытирали раскрасневшиеся лица.

– Великолепное начало! – слышались голоса.

Не было ни одного безразличного лица. Все переживали сильнейшее волнение; всех озарил необыкновенный душевный подъем. Можно было подумать, что эти люди объединены прекрасным порывом или охвачены вдохновенной мечтой. Дружно взлетали стаканы с вином; весело горели глаза; плечо прижималось к плечу.

Чудесный час глубокой гармонии и внезапного мира – такой редкий на этой земле!

– Только подготовленная хорошей рекламой Голгофа Христа могла бы поспорить количеством публики с сегодняшним побоищем, – сказал Спарк. – Чем богаче делается культура, тем беднее становятся вкусы людей. Работа кулаков, приводящая в восторг чемпионов цивилизации! Разве в этом нет жала иронии?!

– А чем была бы без драки наша история? – поднял брови Гонзальво. – Эпохи начинаются кулаками и погибают от кулаков. Я всегда получаю больше удовольствия от гениальной драки, чем от гениального музыкального произведения.

Из зала донесся звонок. Публика потянулась на места.

– Я предлагаю продолжить антракт, – сказал Спарк. – Оставаясь здесь, мы запасемся свежестью, которая поможет нам лучше прочувствовать нюансы обещанного кулачного шедевра.

Бар опустел. Через плотно закрытые двери донеслось глухое рычанье. Очевидно, вторая пара людей была отдана на потеху разлакомившейся толпе.

– Я не особенный поклонник бокса, – заявил Веспа. – В боксе нет грации… Его нельзя сравнить с фехтованием…

По лицу Спарка пробежала улыбка.

– Увы, – сказал он, – тонкая полоска стали, ловко прокалывающая сердце, безнадежно устарела. Кожаная перчатка – вот что дразнит воображение современников.

– То, что нравилось до войны, после войны стало скучным, – протянул Веспа. – Многих война восстановила даже против родины. Я помню, как я, вернувшись домой, возненавидел дом. Я бродил по Неаполю и думал: «Зачем нужна была война? Что принесла победа, кроме негритянского воя, сделавшегося единственной музыкой Европы?!» И я уехал скитаться… Но я глохну от пустоты и бегу под пылающие небеса… Будет ли это мой последний вояж?!

– Не думаю, – сказал Спарк. – Небо загорается теперь над каждой пядью земли. Беда в том, что не все это видят.

– У меня достаточно зоркие глаза, но все, что я вижу, меня не радует.

– Вы ищете покоя, а его нигде нет… Мир переживает полосу циклонов. Земля потеряла равновесие и долго будет раскачиваться, прежде чем станет на место.

Грохот, вой, свист проаккомпанировал словам Спарка. Двери раскрылись. Возбужденная толпа хлынула в бар.

– Я говорил, Джерри подгадит, – торжествовал блондин.

– Бокс – создание белой расы, – объявил лысый великан с жемчужиной в галстуке.

– Бедный негр, – посочувствовал кто-то. – Европеец для него слишком умный противник.

И сейчас же о негре забыли.

Надвигался решительный момент состязания двух первоклассных чемпионов; битва Европы с Азией.

Публика заняла места задолго до звонка.

Арбитр взошел на помост торжественной поступью герольда. – Сейчас, – протрубил он, поворачиваясь во все стороны, – Эдди Кинг и Сю покажут свое искусство.

Из двух разных дверей вышли чемпионы. Гром аплодисментов встретил Кинга.

Все хорошо знали этого самоуверенного баловня ринга, не получившего в Шанхае ни одного поражения. Он стоял, спокойный и надменный, восхищая формами тренированного тела. Чуть заметным наклоном головы он укрощал незатихавшую бурю.

Но, аплодируя Кингу, зрители жадно разглядывали Сю. Их интересовал загадочный китаец, о чьих успехах кричала американская пресса. Он одержал несколько крупных побед в Сан-Франциско, и его встреча с Кингом сулила много неожиданностей.

Он был ниже и тоньше англичанина. Его тело, похожее на старое дерево, натертое воском, казалось более жестким.

Сю поражал своим необыкновенным спокойствием. Он напоминал юношу, задумавшегося на берегу реки в лунную ночь.

Арбитр объявил начало.

Противников разделяло некоторое расстояние.

Кинг зорко смотрел вперед. Глаза Сю казались закрытыми.

Кинг не хотел первым начинать схватку. Он и так пошел на уступку, согласившись драться с желтой собакой. Правда, этого китайца признавала Америка, но он был все-таки китаец, а американские восторги не стоили многого.

Кинг ждал нападения.

Сю сохранял мечтательную позу. Кинг обозлился:

«Ага, не решаешься начать атаку?! Хорошо же, я окажу тебе честь первой зуботычиной…»

Кинг выпрямился, как освобожденная пружина. Резкое движение плеча выбросило левую руку вперед; кожаная бомба полетела в лицо Сю.

Сю, откинувшись вправо, левым кулаком подбросил вверх руку Кинга. Правые кулаки противников столкнулись на перекрестке.

Зал встретил неудачу Кинга тревожным ропотом.

Кинг пустил в ход несколько запутанных комбинаций, но они не озадачили Сю.