Нантская история

— Вполне, отче, — кивнул Бальдульф, отставив пустую бутыль, — Уж мертвее мертвого, не извольте сомневаться. По крайней мере, половины головы у него не достает, и я сомневаюсь, что сам Иисус Христос тут смог вы воскресить его, аки Лазаря. Ведь у Лазаря хоть голова была на месте, а тут, понимаете ли, штука…

— К черту Лазаря! — не очень по-церковному отозвался святой отец, — Как он погиб? Вы нашли его мертвым?

«Вот так, — звякнул в голове маленький противный звоночек, — Вот так и делают дела те, кто понимает в них хоть что-то. По крайней мере, больше самонадеянной девчонки. Мне надо было догадаться, что они доберутся до него. Но я и подумать не могла, что это произойдет столь быстро».

— Нет, — ответил за него Ламберт, — Мы нашли его живым. Но…

— Так значит, вы убили его при штурме? — отец Гидеон схватился за голову, — Святые небеса… Вы хоть понимаете, что ваши собственные головы теперь не спасет сам Папа Римский, явись он в Нант?.. Если бы вы взяли его живым, он мог бы свидетельствовать против Темного культа, но теперь, с пулей в голове… Вас затравят как диких собак! Епископ поднимет всю свою армию и…

— Не торопитесь, отче. Мы не убивали его, — Ламберт в жесте нарочитого смирения выставил вперед руки в латных перчатках. Полированная сталь, похожая на причудливую серую кожу, облегающую его тело, была мокра, но без следа алого, — Все произошло совсем не так, как мы планировали. И все произошло скверно.

— Расскажите им, капитан, — буркнул Бальдульф, отрывая себе краюху хлеба и погружая в бороду, — У вас получше выйдет.

Ламберт скривился, но стал рассказывать.

— К дому отца Каинана мы выдвинулись к полуночи. Дом двухэтажный, небольшой совсем, для штурма — лучше не придумаешь. Вход парадный и черный, решеток нет, стражи не видно. На всякий случай я электро-магнитным зондом прошелся — электроника внутри есть, но на сигнализацию или какие-нибудь сюрпризы не похоже. Иногда, бывает, всякая шваль устраивает неприятную встречу. Блок взрывчатки во входной двери, например. Разорвешь цепь — и так бахнет, что в клочья десяток человек порвать может. Все выглядело чисто, и мы немного расслабились. Зря, наверно. В окнах горел свет и мы через визорную трубу видели самого отца Каинана. Он был дома и, как будто бы, ничего не подозревал. Я расположился напротив его дома, через улицу. Там был заброшенный флигилек как раз удобной высоты, там я решил держать штаб, если можно так выразиться. Отец Каинан оттуда был как на ладони. В одиннадцать часов он приказал подать поздний ужин, и трапезничал с хорошим аппетитом. Потом слушал музыку. Потом раскладывал пасьянс в своем кабинете. Словом, ничего предосудительного за ним замечено не было.

— А вы ожидали, что он напялит расшитую пентаграммами мантию и примется взывать к духам Ада? — едко поинтересовалась я.

— Я всего лишь излагаю все по порядку, госпожа Альберка.

— Извините, капитан… Давайте живее!

— Своих людей я расположил снаружи, и Бальдульф ими командовал. Четверо толковых сержантов, на которых я привык полагаться, и трое рядового чина. Они пристроились неподалеку от входа и стали ждать моего сигнала.

— О боги, они так и торчали там, на виду у всей улицы в своих блестящих кирасах?

— Нет, — Ламберт взглянул на меня, и от его ледяного взгляда у меня язык примерз к небу, — У нас есть опыт штурма, госпожа Альберка. Они действовали без доспехов, выдавая себя за нищих, другие изображали электро-монтеров, занятых починкой силового кабеля…

— Я вырядился пьяным, — с гордостью сказал Бальдульф, — Сидел на скамье, попивал ром и горланил старые полковые песни… Хорошая работа, жаль, на пенсии я уже.

— Давайте ближе к делу, господа, — поторопила я, — Мне страсть как хочется узнать, каким же образом отец Каинан нашел свою смерть.

— Самым неожиданным, — мрачно сказал Ламберт, тоже отламывая себе хлеба, — Мы наметили штурм на четыре утра. Время хорошее, самый сладкий сон… Отец Каинан, однако, не спал, все сидел у себя в кабинете и занимался всякой ерундой. Играл сам с собой в шахматы, раскладывал пасьянс, читал газеты…

— Это в его характере, — сказал отец Гидеон, — Сколько помню, он страшный полуночник. В кровать имеет обыкновение ложиться с рассветом. Такая привычка.