Нантская история

— Подробности, полагаю, можно опустить, да мне и не хочется о них вспоминать. Через день я свалилась в бреду, через пять перестала чувствовать ноги, а через неделю не могла донести и ложку до рта. Наверно, моя новая семья была более благородна, чем я вам описывала, в конце концов они ведь ждали целую неделю! На восьмой день меня погрузили на трицикл, отвезли в Нант и выгрузили на мостовую, как старый ящик, перед домом лекаря, после чего уехали восвояси. Это было очень милосердно с их стороны. Лекарь тоже сделал для меня все, что мог. Он совершил два кровопускания и, убедившись, что легче мне от этого не становится, снял с меня новенькие ботинки и отправил на содержание в местный монастырь кармелиток. Такая вот милая историйка. Однако вы уверены в том, что ее довольно для кризиса веры?

Очки отца Гидеона блестели в прежнем выражении вежливого сочувствия.

— Спасибо, что поведали мне об этих страницах своей жизни, я не сомневаюсь в том, что произошедшее наложило глубокий отпечаток на вашу страдающую душу, вот только…

— Что — «только»?

— Как вы могли сочетаться браком, не будучи крещенной?

Я рассмеялась.

— Святой отец, а вы не такой простой, как хотите казаться! Пожалуй, вы тот еще прощелыга. Разумеется, черт меня возьми, я не могла идти под венец некрещеной!

— И вся эта история…

— Выдумана от начала до конца, разумеется.

— Мне следовало догадаться… — он покачал головой, — Это в вашем духе. Но, Бога ради, зачем? К чему эта бесполезная ложь?

— Что значит к чему? Вы молчали добрых полчаса! Это было достойное вознаграждение моему таланту рассказчика.

— Ох. Чем больше я узнаю вас, тем больше… Что такое?

— Видите это? Или мне кажется? У Клаудо отслаивается сетчатка, и я не совсем… Смотрите, вот здесь, где пинцет. Что это, по-вашему такое?

Отец Гидеон не без отвращения придвинулся к Клаудо. Развороченное тело мертвеца к этому моменту являло собой мало общего с человеческим, скорее оно напоминало разделанный окорок. Что ж, в отличие от Клаудо, меня хотя бы не заляпало во время работы…

— Это… Позвольте… Кажется, что-то вроде… кармана.

— Угу. В межреберном пространстве. Одно из двух — или наш клиент был в явном родстве с истребленными еще в чумные проклятые века кенгуру, или его тело было видоизменено для транспортировки чего-то. Дьявол меня разрази, и верно карман! И как хитро устроено! Здесь даже специальная мышца, фиксирующая его, и наружная мембрана… Ловко придумано. Конечно, ничего серьезного в таком кармане не спрячешь, но инфо-фолиант или несколько бумажных листов — запросто… Ах черт, крепко же он закрывается. Наверно, посмертная судорога заблокировала его. Руки Клаудо ни к черту не годятся, слабы как у висельника! Можете помочь мне?

— Как?

— Возьмите пинцет и постарайтесь отогнуть вот эту штуку.

— Кхм. Я попробую.

Я уступила отцу Гидеону место у импровизированного хирургического стола. Он был серьезен, точно ему предстояло делать операцию на живом сердце. С другой стороны, наше дело могло быть и посерьезнее. Если там обнаружится что-то примечательное — а оно там уже обнаружилось! — это будет очень, очень серьезно. Например, там будет письменный приказ. Или указание кодовых фраз и шифров. Или даже список адептов культа… Усилием воли я заставила себя оторваться от этих сладостных мыслей. «Не дели шкуры не убитой виверны», — бывало, говорил Бальдульф.

Отец Гидеон наклонился над распотрошенным телом, заглядывая внутрь. На лице его было написано отвращение, но пинцет в руке не дрожал.

— Сейчас, сейчас… — пробормотал он, запуская руку внутрь, — Кажется, поддается… А это еще… Черт!

Отец Гидеон вскрикнул и отдернул руку. Вовремя — из распахнутого нутра мертвеца в потолок ударил столб желтого пламени, в долю мгновенья наполнивший комнату пеплом, дымом, вонью паленого мяса, скрежетом лопающегося от жара дерева и оглушающим горячим ветром.

Я даже не сразу поняла, что произошло. Клаудо отшвырнуло в сторону, как тряпичную куклу. В голове у меня со звоном лопнула багрово-красная звезда, и ее осколки на время ослепили меня, оставив беспомощно скорчиться внутри разума сервуса, отключенного от тела и тоже парализованного. Я ощущала только огромный жар, исходящий от чего-то рядом, как будто я оказалась возле пышущего огненным дыханием горна кузни. И судя по тому, как обожгло кожу лица, этот огонь вовсе не был воображаемым.

— Огнетушитель! — закричала я, не зная, слышит ли меня отец Гидеон, — На стене! Быстрее!

Он услышал. Я ощутила, как стена жара, уже придвинувшаяся ко мне вплотную, слабеет. Теперь это был не кузнечный горн, а испепеляющее солнце Сполетто или Рима. Я приказала Клаудо подниматься на ноги, но чужое тело долго медлило, выполняя приказ.