Нантская история

— Вот еще! Просто восторгаюсь. Жаль, что у меня нет такой замечательной селезенки, я чувствовала бы себя королевой квартала… Наше состояние улетучилось очень быстро. Старые кредиторы, стоило отцу впасть в немилость при дворе, не заставили себя долго ждать, и вскоре у нас не было даже старой кобылы. Да что там кобыла, зимой не всегда хватало на уголь, а изысканным лакомством на столе был не фаршированный фазан, а ржаной хлеб с луковицей. Хотя ели мы при этом на фамильном сервизе с вензелями и золотыми ложками. Старые привычки уходят неохотно, знаете ли… Но тут мне исполнилось пятнадцать, и родители решили, что лучше сбыть меня с рук, пока товар не залежался. Это было скорее решение матери — отец к тому моменту, кажется, уже не помнил, что у него есть дочь… Жениха мне нашли быстро. В этом городишке жил один торговец, быстро поднявшийся на изготовлении био-блокираторов. В прошлую войну бретонцы охотно забрасывали Империю всякой активной биологической дрянью, так что даже два десятка лет спустя лекарства от расплодившихся нейро-болезней ценились дороже золота. У него даже была своя фабрика в пригороде. Ну, дальнейшее вам должно быть знакомо, если вы прочитали хоть один великосветский роман. Он — недалекий, самого низкого происхождения, самодовольный, но при отцовских деньгах. Она — из обедневшего старинного рода, покорная и не осмеливающаяся перечить родителям. Ах да, вы же читаете только теологические трактаты, а слово «мезальянс» в них вряд ли часто встречается. Все сладилось быстро, и я оказалась под венцом еще до того, как мне исполнилось шестнадцать. И вот тогда я поняла, что счастье — это не апельсиновая роща и не собственные лошадки. Ну же, спросите хоть что-то наконец. Я же вижу, что вас подмывает задать вопрос, но вы молчите как рыба из-за своей дурацкой тактичности! Я лишена подобного рода неудобных чувств и видите, насколько легче мне живется!

— Я лишь хотел сказать, что сочувствую вам, Альберка, — сказал отец Гидеон серьезно. Учитывая, что общаясь со мной, он в этот момент смотрел на заляпанного кровью Клаудо, ртом которого я говорила, картина была презабавная.

— Ну, сейчас-то мне это сочувствие и на хлеб не намазать, а в ту пору оно бы мне, пожалуй, пригодилось. Потому что в новой семье относились ко мне весьма паршиво. Даже молча я, казалось, попрекаю их своей богатой родословной, напоминаю о собственном происхождении и смешной попытке породниться с теми, кому они не годятся и в прислугу. Мы были настолько разными, что я удивлялась, как мы вообще можем существовать в одном мире и дышать одним и тем же воздухом. Предположим, тогда я была несколько более наивна и проста, чем сейчас… Да, наверняка. «Эй ты, рыжая свинья, — слышала я то и дело, — В комнатах грязно, как в хлеву, а ты где? Перед зеркалом торчишь? А ну живо за работу!». О, это было одним из самых невинных прозвищ. Я прибирала в доме, следила за домашними сервусами, готовила обед, оплачивала счета, бегала за чужими детьми. И жилось мне там хуже, чем самой последней служанке. Муж и подавно относился ко мне как к скотине, только не обычной, а призовой, купленной на ярмарке. Он ждал конца поста чтобы окончательно вступить в свои права и зачать наследника. И чем меньше дней оставалось до этого срока, тем больше сладострастной злобы было в его маленьких заплывших глазах. Впрочем, судьба избавила меня от этого. И я ей даже благодарна. Дело в том, что кроме работы по дому у меня была и работа на фабрике. Фабрика была старая, деньги экономили на всем, чем можно, почти не автоматизированная. Там не было даже сервусов, работали какие-то бедняки, которые нанимали за медяшку в неделю. Так что не удивительно, что они не обращали излишне много внимания на коротящую проводку и заедающие рычаги. О дальнейшем вы можете догадаться и сами. Короткое замыкание, пожар, разгерметизация половины цехов, включая их содержимое. Знаете, на фабрике по производству биологических блокаторов можно встретить самую разную продукцию, которую объединяет только приставка «нейро». Нейро-токсины, нейро-стабилизаторы, нейро-парализаторы, нейро-агенты… Ох и забавный же там получился коктейль, веселее, чем можно получить в трактире на углу за целый денарий! И, как вы понимаете, меня угораздило очутиться именно там.

Я взглянула на отца Гидеона чтобы исподтишка подсмотреть выражение на его лице, но оно не выражало ничего сверх того, что положено выражать лицу добродетельного старого священника в соответствующий момент — лишь сочувствие, грусть и понимание. Интересно, может они отрабатывают такие трюки в своей семинарии?.. «Послушник Гидеон, физиономия номер двадцать два! Ну да, та самая, которой надо реагировать на рассказ девушки о том, что сломало ее жизнь!».