Наондель

Мериба уже ничего не понимала. Черная вода разрушала ее изнутри, она билась, тряслась и стонала. Ужасная смерть. Кабира, Эстеги и я сидели у ее постели до самого конца. Кабира держала ее за одну руку, я – за другую. Я бормотала молитвы земле взять ее тело и дать ему новую жизнь. Здесь, в Каренокои, они верят в другое, но долг мудрой женщины проводить умирающего на другую сторону. Мы с ней делили одного мужчину, Мериба и я. Это связывало нас узами, которые нельзя было отрицать.

Когда она наконец смогла оставить свое полное боли тело, мы некоторое время сидели в молчании. В окно светило солнце, снаружи доносились детские голоса. Сыновья Кабиры играли в саду. Я закрыла черные глаза Мерибы. Эстеги поправила одеяло, укрывавшее два мертвых тела. Кабира зажгла три свечи. Не могу сказать, что я оплакиваю Мерибу. Но испытываю ужасную скорбь по ее дочери – маленькой девочке, отец которой решил, что ей не стоит жить. Ее маленькое тело – бугорок, едва видневшийся под одеялом. Волосы на затылке черные и курчавые.

Мы вышли из комнаты. Кабира послала Эстеги с посланием к господину и велела принести чая и супа, чтобы подкрепить наши силы. Мы поели вместе в маленькой тенистой комнате. Она приказала подать нам суп из овощей и грибов, я была благодарна, что в нем нет мяса.

Доев, я посмотрела на Кабиру.

– Ты выжила.

– Три раза.

Она долго молчала.

– Думаю, я выжила потому, что выросла на воде Анджи. Я привыкла к ней, хотя и никогда не пила ее, когда она уаки. Мое тело свыклось с ее силой.

– Поэтому ты так тревожилась по поводу ее беременности?

Кабира медленно кивнула.

– Но я не подозревала, что она может умереть.

Распахнулась дверь в зал, и ворвался Искан. Не говоря ни слова, он пошагал в комнату Мерибы. Пробыв там совсем немного, вернулся назад. Мы сложили руки и в молчании смотрели на него. Он зло уставился на нас.

– Она мертва!

– Вряд ли это для тебя неожиданность, – ответила Кабира.

Я была поражена ее смелостью. Глаза у Искана были дикие и почти такие же черные, как у Мерибы.

– Я этого не хотел. Ты! – он указал на меня. – Ты убила ее своими ядами! Ты всегда завидовала ей!

– Ты дал ей воду Анджи, Искан? – глаза Кабиры пылали. – Если ты это сделал, то ее убил ты, а не Гараи.

– Молчи, женщина!

Подскочив к ней, Искан ударил ее по губам.

– Страж! – он указал на меня. – Тридцать ударов плетью!

Мое наказание подлежало исполнению немедленно. Прямо здесь, в зале, страж должен был стащить с меня куртку, но я остановила его. Сняла ее сама, и рубашку под ней. Свернула их и положила на подушку. После этого наклонилась вперед.

Каждый удар оставлял кровавый след. Жертва. Тридцать новых шрамов, и я посвятила их Анджи, и Мерибе, и маленькой новорожденной девочке, и всем дочерям Кабиры, и моим сестрам.

Если бы он и вправду думал, что я убила Мерибу, он велел бы казнить меня. Он прекрасно знал, кто виноват. Но не желал нести ответственности.

* * *

Теперь он завел себе четырех новых наложниц. Молоденьких, красивых, которыми легко управлять. Я не отличаю их одну от другой. Они на удивление похожи – и это явно входило в его намерения. Он не хочет привязываться ни к одной из них. Он был привязан к Мерибе, я видела это в его глазах – насколько он вообще может привязываться к человеку. Одна из них уже в положении. Думаю, он даст ей родить ребенка, вне зависимости от пола.

Кабира переменилась. Все время о чем-то думает. Я не знаю, о чем, но мне за нее страшно. В ней есть какая-то тьма, до которой я не касаюсь. Мы не говорим о сокровенном. Но все чаще ищем общества друг друга. Орсеола держится сама по себе, а мы с Эстеги и Кабирой снова сидим втроем, рисуем, пишем и пьем чай. И я тоже все время размышляю. Потому что теперь я хочу не просто принести жертву. Не только отомстить. Я хочу освободить Анджи, но не знаю, с какой стороны подойти к этой задаче.

Кабира

И вот наступила ночь, когда Эстеги разбудила меня известием, которого я так давно ждала: мать визиря умирает. Сидеть у постели умирающей было моим долгом как жены Искана, и двое стражей сопроводили меня и Эстеги через золотые ворота дайрахезина. Впервые с тех пор, как построили новый дворец, мне довелось посетить тот этаж, который Искан обустроил для своей матери. Место, где она воспитывала моих сыновей, держа их вдали от меня, сделав их похожими на Искана – по крайней мере старшего. Все они спали, я велела не будить их. По крайней мере пока.

Мы прошли сквозь большие комнаты, обставленные без особой роскоши. В одном зале с полами из розового и белого мрамора и многочисленными красными колоннами не было ничего, кроме алтаря, на котором горели свечи и курился фимиам. Пол перед алтарем был усыпан лепестками роз. Наверное, он воздвигнут в память об отце Искана.

Старуха и не подозревала, что ее мужа убил их собственный сын.