Наондель

Она бросила на меня последний полный ужаса взгляд. Я вонзила свои ногти глубоко в ее сухую, беззащитную ладонь. Казалось, на мгновение я увидела ее смерть – она была недалеко. Собрав все силы, так что в ушах зашумело от напряжения, я приблизила ее. Возможно, во мне все же осталось немного уаки.

– Моими заботами ты будешь забыта еще до того, как пройдет лунный месяц.

Она застонала, и тут ее воля уступила перед моей. Старуха испустила дух.

* * *

Вскоре после этого появился Искан. Он долго сидел на постели матери с другой стороны, положив голову ей на грудь. Я продолжала держать в руке ее холодеющую ладонь. Пусть знает, что я тут. Пусть ее дух не забывает.

В тот момент во мне возник лучик надежды. Я увидела возможность. У меня было предостаточно времени, чтобы подготовить свой план. Прошло несколько лет с тех пор, как умерла Мериба. Новые наложницы заполняли дайрахезин своими детьми, мальчиками и девочками. Но мне не следовало торопиться. Мне выпал шанс – один-единственный. Если я упущу его, второго не будет. Я уже стара. Оттеснена в тень, забыта. Последняя возможность выступить вперед и украсть кусочек счастья, прежде чем я растаю и исчезну совсем.

Первый шаг я сделала в тот день, у смертного одра Изани. Протянула руку над ее одеялом и сжала ладонь Искана. Второй рукой я по-прежнему держала коготь Изани.

– Искан ак Хонта-че. Визирь Каренокои и всех ее вассальных государств. Правая рука и опора правителя. Мой супруг. Позволь мне утешить тебя в этот день, ибо я знаю тебя, как никто.

Искан поднял лицо и посмотрел на меня. Глаза его покраснели, и на мгновение я почувствовала удивление, что он может испытывать скорбь. Но не любовь сына к матери вызвала у него эту боль. Передо мной был мужчина, который лишился единственного человека, видевшего его таким, каким он видел сам себя: безукоризненным совершенством, которому все мешают и строят козни.

– Спасибо, жена моя, – ответил он просто и пожал мою руку.

В тот момент, как и всегда, он был совершенно не в состоянии понять, насколько я ненавижу его. Преисполненный собой, он никак не мог увидеть, как то, что он творил с другими людьми, сказывалось на них. Я его жена. Много лет я была молчалива и послушна. Ясное дело, я ему предана.

К тому же я испытывала к нему не только ненависть. Долго и сурово я боролась, чтобы подавить все прочие чувства, оставив место только презрению. Но когда-то я любила его. Во мне осталось эхо тех переживаний, которое невозможно было заглушить. Я всегда презирала себя за это, но в тот момент все простила себе. Без этих отголосков мне не удалось бы проделать то, что мне предстояло.

Отпустив руку мертвой, я вывела супруга из комнаты, в то время как плакальщицы издали свои последние завывания и зазвонили в колокольчики, чтобы загробный мир узнал: идет новый дух.

Я повела Искана в свои комнаты. Там при помощи Эстеги я устроила все так уютно, как только возможно, поставив на стол все изысканные яства, которые, как я знала, он любил, и трубку, чтобы выкурить ее после еды. Удобно усадила его на лучшее место, велев маленькой служанке обмахивать его веером, поскольку уже было тепло, хотя солнце еще стояло невысоко.

Искан отпил вина и сидел теперь с растерянным выражением, как у маленького мальчика. Волосы у него поседели на висках, но он не постарел. Однако суровые морщины вокруг глаз, которые я называла про себя отметинами Анджи, не позволяли назвать его красивым.

– Большая потеря для мужчины, когда никого из его родителей уже нет в живых, – произнес он.

Я склонила голову, чтобы он не увидел моего лица.

– Так и есть, Искан-че. Но, может быть, в такой день мужчина обретет утешение в своих сыновьях?

Искан улыбнулся мне.

– Ты и вправду хорошо меня знаешь, Кабира-чо. Пошли за ними.

Я не видела их несколько лунных месяцев. Ради себя самой я предложила это и заранее подготовила их слуг, чтобы они были одеты и готовы произнести слова соболезнования и утешения своему отцу.

В груди у меня все буквально разрывалось, когда они вошли. Корин – молодой мужчина, широкоплечий и красивый, одетый в белые траурные одежды. Формально поклонившись мне, приложив руку ко лбу, он обнял своего отца и поцеловал в щеку. Энон был копия старшего брата, но борода пореже и плечи поуже. Он бросил на меня неуверенный взгляд, поцеловал и меня в щеку. Жадно вдохнув его запах – пота и розовой воды, – я спрятала его в тайниках своего сердца.

Малыш Сонан тоже уже не маленький. В четырнадцать лет получил свой первый меч и собственного коня. Во всем он поступал, как его старшие братья. Но мне он более всего напоминал моего брата Тихе. Оба громко и заразительно смеялись, так что никто, находившийся рядом, не мог не рассмеяться. Сонана обожали все – слуги и придворные, сам правитель и повара на кухне Искана.