Наперегонки с темнотой

— Только что, — криво усмехнулся Митчелл. — И говорю я тебе это потому, что мне знакомо подобное чувство. После армии меня от него сильно корежило. Видишь ли, когда твои друзья и просто сослуживцы умирают у тебя на руках, это тоже нелегко пережить. — Вероятно, углубившись в воспоминания, Митчелл ненадолго замолчал. — Был у нас один парень, новобранец. Молодой совсем, ему девятнадцать тогда только исполнилось. Прослужил всего месяц, а потом подорвался на мине. Прямо у меня на глазах. Там сразу ясно было, что больше он не жилец, да и далеко мы в тот день от лагеря уехали, так что умирал он в прямом смысле слова у меня на руках. Умирал страшно. И медленно. Ему весь живот разворотило. Я делал, что мог, чтобы ему полегче было, но что там сделаешь, когда все кишки наружу. А он все мать свою звал, пока в сознании находился. В общем, глаза его я потом очень долго вспоминал. Голубые, ясные такие, будто небо в солнечный день и совсем еще детские. Мне и самому тогда только двадцать три исполнилось. И до него, и после я повидал умирающих, но этого никак забыть не выходило. И вот так же, как ты, все себя винил. Что не сделал всего, что не довез до госпиталя, что оказался бессилен перед его смертью…

Оборвав рассказ, Митчелл опять замолчал. Посидев немного в тишине, он отхлебнул из фляги воды, а затем принялся как-то подозрительно разглядывать мою голову.

— Ты чего? — спросил я.

— Тебя обстричь надо.

— Обстричь? За каким хером меня стричь?

— Ты чешешься, как бездомный пес. Не замечаешь что ли?

— Так я и есть бездомный, — не сдержав ироничного смешка, заметил я. — Как и ты, и все остальные здесь. Но голова и правда жутко чешется уже несколько дней. Я не мылся с четверга, а сегодня вторник, сечешь?

— Секу, — насмешливо улыбнулся он, как вдруг поднялся с места и потянулся руками к моей голове. — Дай-ка взгляну…

— Эй! Ты чего пристал к моей башке, Сержант? Отвали! — попытался отмахнуться я.

— Дай взгляну, говорю тебе. — Не обращая внимания на протесты, он запустил пальцы в мои порядком отросшие волосы и с полминуты что-то внимательно там высматривал. Наконец отстранившись, он произнес: — Так я и думал. Ты теперь не только бездомный, но и блохастый.

— Да иди ты к черту! — вскричал я, но разглядев выражение его лица, недоверчиво прошептал: — Ты серьезно?

— Ну а как ты хотел? Здесь у каждого третьего вши, Уилсон. Сам видишь, в каких условиях мы живем. — Проведя ладонью по короткому ежику своих светлых волос, он усмехнулся: — Так что придется состричь твои патлы.

Я с отвращением запустил пальцы обеих рук в волосы и принялся судорожно их ощупывать, будто надеялся таким образом обнаружить поселившихся там микроскопических тварей. А ведь голова у меня чесалась уже дней пять, но принимая этот зуд за отсутствие нормальной гигиены, я даже не придавал ему значения. Взглянув исподлобья на ухмыляющегося Митчелла, я прохрипел:

— Кончай ржать! Тащи лучше свою машинку для стрижки!

— Остынь, Уилсон. Сейчас ночь, всю станцию перебудим. Жди до утра.

— Да плевать я хотел на всех! Если проснутся, значит и их обреем! Вши, мать твою!

На мои вопли прибежали дежурившие у соседнего туннеля Моррис и парень по фамилии Вуд. Узнав в чем дело, они присоединились к уже не скрываясь хохотавшему надо мной Митчеллу. Так же как он, эти двое принялись убеждать меня дожидаться утра, но обоих я послал к дьяволу и заставил-таки Митчелла принести машинку для стрижки волос.

В ту же ночь он остриг меня под ноль. Бороду я сбрил сам.

На следующий день все мужчины на станции лишились волос. Находились те, кто отваживался сопротивляться, но с зажатой в кулаке жужжащей машинкой, я, точно маньяк с топором, преследовал их до тех пор, пока череп каждого не засверкал гладко выбритой лысиной. С женщинами было сложнее. Их я не мог заставить полностью состричь волосы, однако некоторые из них самостоятельно пошли на радикальный шаг.

С Робом только вышла накладка. Когда я подобрался к нему, стричься он отказался наотрез. Я уговаривал его, убеждал, даже пробовал остричь насильно и остановился лишь после того, как он заявил:

— Айлин не понравится, если я останусь без волос. Она очень расстроится, когда увидит меня лысым.

Услышав эти слова, я застыл на месте, точно контуженный мощной звуковой волной. До меня не сразу дошло, что он говорит всерьез. Безвольно опустив руки, я стоял перед ним и как тупоголовый болван все просил повторить сказанное. Роб не шутил.

Так я узнал, что в его воспаленном сознании Айлин жива и находится где-то рядом. Как поставленный на повтор автоответчик, он твердил, что она ненадолго ушла, но совсем скоро вернется и увидев его, будет не на шутку огорчена, а я слушал и не верил ушам. Все прояснила Терри.

— Я думала ты знаешь, — подойдя к нам, сказала она. — Он уже несколько дней о ней говорит. Постоянно мне рассказывает, что она пошла по делам и вернется через пару часов. — Выдавив на лице улыбку, она попросила: — Не нужно говорить ему правду, пап. Наверное, так для него лучше. Давай я попробую его убедить.