Увидев, что мои слова не производят желаемого эффекта, я сделал над собой усилие и предпринял последнюю попытку. С осторожностью, так, словно она была хрупкой и очень дорогой вазой, я взял в свои ладони ее лицо, заглянул ей в глаза и тихо попросил:
— Пожалуйста, Марта, поехали со мной. Я понимаю, каким глупым и странным тебе это кажется. Понимаю… Все слишком быстро… Черт, мы знакомы меньше недели и провели вместе всего одну ночь, но я действительно хочу быть с тобой… Я не могу остаться и ты не можешь…
— Джон… — простонала она.
Марта произнесла мое имя так, словно хотела донести до меня что-то, чего я никак не желаю понять. И я уже знал, что это было. Пожалуй, я знал это с самого начала.
Кто-то из нас двоих должен был уступить, но в эту минуту я ясно понял — она ни за что не откажется от своих намерений. Все бесполезно. Что бы я не делал, и что бы не говорил — она не поедет со мной. И дело даже не в том, что она не может оставить свою работу. Дело в другом — я для нее не настолько важен, чтобы все бросить ради меня.
— Дай мне время до завтра, хорошо? — вдруг мягко попросила она. Холод в ее глазах сменился той необъяснимой безнадежной тоской, взгляд потеплел. — Я должна съездить в студию. Утром я вернусь и мы еще раз все обсудим.
Убрав ладони от ее лица, я опустил взгляд себе под ноги и покачал головой. Какая-то темная волна бессильной злобы заполнила меня до краев, мозгом овладело слепое упрямство. Не желая больше ничего слушать, я взглянул на нее и с циничной усмешкой произнес:
— Тут нечего обсуждать. Если ты не можешь принять решение сейчас, не стоит и в дальнейшем говорить об этом. Забудь все, что я наплел. Сам не понимаю, что на меня нашло.
Резко отвернувшись, я отошел от нее и застыл в напускном безразличии. Чувствуя на себе ее молчаливый взгляд, где-то в глубине души я еще надеялся, что она сдастся. Подойдет ко мне, согласится, переступит через свое упрямство, но издав тяжелый вздох, Марта лишь спросила:
— Я возьму пикап, ты не против?
— Не против, — равнодушным тоном бросил я.
— Джон? — позвала она спустя минуту, которая по моим ощущениям растянулась в долгую бесконечность, но я не повернулся. Выждав еще немного, Марта тихо проговорила: — Попрощайся за меня с остальными.
Даже после этих слов я не взглянул на нее. Только когда она пошла к выходу из сада, я повернул голову. Наблюдая за тем, как она садится в угнанный утром старый пикап, на секунду у меня мелькнула мысль пойти следом за ней, остановить, попытаться еще раз договориться и что-то решить, но я быстро ее отогнал.
Если бы в тот вечер я мог предвидеть, как все сложится в будущем, то ни за что не позволил бы ей так уйти.
Глава 25
Чертов идиот! На что я рассчитывал? Что она бросит все и поедет со мной после одной проведенной вместе ночи? Что я позову ее в неизвестном направлении и, как овца на веревочке, она поплетется следом? Я и сам не знал, куда и зачем еду, чего уж говорить о том, чтобы звать с собой ее.
Примерно в таком духе я размышлял, готовя очередную порцию гадкого на вкус растворимого кофе. Подспудно я чувствовал, что в разговоре с ней допустил ошибку — не следовало ей грубить, так же как не следовало унижаться и упрашивать, чтобы она поехала со мной. Я должен был вести себя более сдержанно.
После ее отъезда на меня навалилась неодолимая усталость — во мне словно щелкнули тумблером и отключили подачу энергии, а вместе с ней и всякую способность двигаться, говорить и даже просто думать. Пребывая в прострации, я долго стоял на террасе перед домом Роба. Я стоял там до тех пор, пока он не вышел, чтобы позвать меня внутрь.
Уловив его сочувственный взгляд, я запретил себе думать о ней, но какое-то надоедливое, гнетущее чувство не давало покоя. Оно не отпускало меня. Спустя два часа я написал: «Я буду ждать тебя до утра». Марта ничего не ответила.
Сейчас было почти десять вечера, на улице давно уже стемнело. Как только солнце уползло за горизонт, мы вчетвером спустились в подвал и заперли за собой дверь. Очутившись в тесном, замкнутом помещении, освещенном лишь слабым светом свисающей с потолка маломощной лампочки, я почувствовал себя загнанным в ловушку зверем. Внутри него невозможно было ускользнуть от обращенных на меня трех пар проницательных, сочувствующих глаз и эта вынужденная совместная изоляция в прямом смысле слова сводила с ума. Мне хотелось укрыться от этих взглядов. Хотелось остаться наедине с собой.
Подвал этот Роб оборудовал давно. Он был хорошо укреплен, здесь имелось электричество, вентиляция, отопление и даже санузел, а также диван, пара раскладушек и большой запас провизии. Роб стащил ее сюда, когда началась вся эта заваруха. При торнадо, которые периодически случаются в наших краях, он использовал его как убежище, все остальное время как свою мастерскую.